Сергей Бакшеев: Осколок в голове

Тихон вспомнил раздробленную кость черепа.

– А тайник этот я Ильясу заранее показал. В него тело и запихнули, – продолжил председатель. – Бахитжана так никто и не нашел. Не знали, что и думать. На Бекбулата косились. Он уже тогда один в степи жил. Народ стал его колдуном звать.

– А Габита почему? – не унимался Заколов.

Ахан посмотрел на Тихона в раздумье: говорить, не говорить? Но, видимо, потребность высказаться пересилила.

– Он сельхозинститут окончил – ученый! – саркастически скривился Шакенов. – Я его главным агрономом сделал. А многие стали поговаривать, что пришла пора образованного избрать. Да ладно бы в ауле. Так и в райкоме кампания пошла, что надо образованных, с дипломами, в руководство ставить. А когда к власти присосешься – ох как трудно отрываться! Все готов отдать, чтобы сохранить ее. Да и Ильяс в моих личных водителях прижился. Задницу в машине греть лучше, чем на ветру пешком шляться. И я, конечно, много чего ему еще позволял. Вот и не стало Габита, – буднично произнес Ахан.

– Скоро и тебя не будет, – ехидно заглянул в лицо Тихону Ильяс.

– А преподаватель чем вам не угодил? – желание до конца разобраться в тайне не покидало Тихона.

– Да чему вас в институте учат?! Математике! – взорвался Ахан. – Вот и копайтесь в своих задачках и формулах! Какого шайтана он в мои дела лез? То – не так, это – не этак! На собрании колхозном выступил! Кто его просил? И еще письма строчил! В райкомы, в обкомы, а тут, сказали, что в ЦК Республики писать собрался. Я терпел, терпел, а вот он, – Ахан ткнул пальцем в Ильяса, – не вытерпел.

– Как вам это удалось? Ведь Бортко исчез практически при свидетелях.

– Ильяс – мастер своего дела. Когда Бортко зашел в юрту, он уже там был. Один удар в висок – и тело отправляется в склеп. Ильяс нырнул туда же и затаился. Бекбулату осталось только ковер сверху поправить. А ночью Ильяс выбрался и ушел.

– Все! Мы слишком много говорим. Пора кончать с ним. – Ильяс затянул гайку на кончике длинного кнута.

– Пора! – согласился председатель колхоза. – Ну что, любопытный, доволен? Все узнал? Становись сюда. Мы тебя мучить не будем, а ведь я хотел поначалу тебя живьем закопать.

– Погодите! А как же колдун? Почему его юрта стояла на склепе?

– Молод ты еще. Не знаешь, что такое родительская любовь. Да и не узнаешь уже, – вздохнул Шакенов. – А наш колдун… Он только после Габита обо всем догадался. Испугался за сына. Юрту сам сюда поставил, чтобы никто случайно не сунулся. Районные власти как раз бараки для шефов построили, а его вроде как в сторожа оформили. Только мне такой заботы не надо! – Ахан неожиданно взъярился и крикнул в пустоту: – Не лезь в мои дела! Я сам за себя постою!

Маленькая темная каморка в торце барака не заинтересовала незнакомца. Рука с обрубленным мизинцем исчезла, шаги быстро удалились. Карасько перевел дух.

Потом послышался звон со стороны кухни. Кто-то ворошил кастрюли.

И все стихло.

Стас, прикрыв глаза, невозмутимо лежал на пыльном худом матрасе, сквозь который ощущались все неровности старого пола. Раньше он глаз не закрывал, темнота была полной. Но сейчас приоткрытая дверь размывала черную краску тускло-серой зыбью, глаза бегали, тупо пытаясь найти зацепку, сознание отвлекалось.

– Это был тот, кого мы ждали? – тихо спросил Стас.

– Скоро узнаем, – прошептал Карасько. – Не думай о нем. Думай о брате.

Стас погружался в мягкое забытье. Ничто уже не давило в спину, неудобство исчезло. Казалось, тело не лежало на твердом полу, а колыхалось и плыло в густом эфире. Благодать увлекала и расслабляла. Вдруг Стас испугался, что ничего не сможет ощутить. Ведь раньше чувство опасности за брата возникало спонтанно, он никогда не готовился к нему, все происходило так, словно включался неведомый рубильник. А сейчас он сознательно ждал этого состояния и поэтому тревожился. Тревога росла, давила сверху, раздирала тело. Стас уже слышал глухие голоса. Кто-то топтался прямо над головой, противно хрустел песок. Стало душно, легкие учащенно раздувались, пот заструился по вискам. Стас поднял руки и неожиданно уперся в потолок. Почему он так низко? Шершавый камень холодил жаркие ладони, руки ушли в стороны – стены! Он лежит в склепе, где нечем дышать! Духота давила, пробиралась в легкие. Стас жадно заглатывал воздух разинутым ртом, грудь послушно вздымалась, горло хрипело. Тело измучилось и взмокло от интенсивных дыхательных движений, но Стас все равно задыхался.