Алексей Шерстобитов - Чужая жена [СИ]

— Угу… а мне, дорогой Алексей — должник…

— В смысле? Хотя, какая разница! Если сумма терпимая, я готов, тебе, Арон Карпыч…

— Да ни Карпыч, а Карлович… прошу тебя, просто Арон… Я сейчас умру… Мария!..

В нетерпении крикнул Держава…

Она стояла сзади, непонятно как подкравшись бесшумно. Стоя с понуро опущенной головой, Мариам, понимала, что оправдание найти будет очень сложно, потому и не пыталась.

Все застыли. Первая разорвала молчание женщина по уступленному ей праву:

— Мальчики, ваше предложение еще в силе? У меня и первый взнос есть…

С этими словами она протянула перстень Арону. Тот, не беря его, поцеловал протянутую руку и облегченно выдохнул.

— Ничего не понял…

Бузыкин, улыбаясь, пожал плечами. Леха, посмотрев на всех по порядку, остановился на «хозяине»:

— Аналогично, Анатолич. Мы чего-то не знаем? Андрюх, ничего сказать не хочешь…

Андрей стоял молча, блестя глазами, не отрывающимися от Марии. Не двигаясь с места, он молчал, и лишь поддергивал плечами, словно говоря: «Не знаю, что и сказать…». Решительнее оказалась снова женщина. Подойдя вплотную, она встала на цыпочки — произнесла почти шёпотом:

— Я, кажется, так некрасиво поступила… Прости меня… очень прошу — мне это очень важно…

Закончив фразу, поцеловала его в кончик носа. Поцелованный покраснел и, улыбнувшись, выдавил:

— Давненько…

— Что?

— Давненько меня никто не целовал… Я очень рад тебя видеть…

— Кажется, мы все в пролете…

Держава, улыбался во весь рот, и был чрезвычайно долен происходящим…

— Может, лучше в доме продолжим? Охота, все равно, тю-тю… хотяяя… между прочем, ваша дама, Андрей, стреляет весьма неплохо…

— Моя?

— А ты против?! Неужели мне предпочесть Арончика?… Ах, а Алексей вообще галантный и шикарный кавалер…

— Только женщины почему-то достаются всегда другим…

Тут вступил в разговор «Анатолич»:

— Леха, если ты че-то понял… я вот ни шиша!..

Андрей отошел от шока и вступил в разговор, наконец, начиная верить своей сбывающейся мечте:

— Да это та неотразимая… Владимир Анатольевич… та самая, «убившая» нас с Карловичем на повал в поезде. Арончик…

— Да, да, я настолько размяк, что подарил ей… именно подарил, и настаиваю на этом, перстень… гхе, гхе, правда, он мужской…

Три машины поставили под навесом, сами расположились у огромного мангала, выложенного из живого камня. Огромные куски мяса крутились на вертеле. Отрезая понемногу, каждый от своего, четыре мужчины и одна женщина весело болтали о разных ситуациях, случавшихся в их жизнях. Насытившись, они перешли на овощи, продолжая пить вино.

После под чай, зашел разговор о завтрашней предстоящей охоте, окончившийся констатацией, что понедельник должен ознаменоваться первыми работами по подготовке котлована для «фундамента», как теперь была названа тайна, прежде носившая название «туалетное дело».

«Глава» уехал, Леха пошел читать — он всегда читал в это время. Арон последовал за ним, оставив двоих у костра…

Темноватая, но прозрачная пелена, опустившегося вечера, окутала небольшую усадебку. «Ладная» — назвал ее Андрей, впервые увидев. Все, каждый сантиметр, каждая деталька, были продуманы его другом. Он не знал, что делает Леха и в чем заключается его работа — это ведь совсем не важно, когда дружба настоящая, а твой дуг называется так не ради красоты слова или необходимости как-то называться, а потому что каждый день неустанно подтверждает своими действиями, чувствами, намерениями действительность этого родства. Именно родства, поскольку большинство родственников не способны пойти на то, что делают для нас наши настоящие друзья, как и мы для них… должны, но делаем ли?

Большой балкон, нависший над, уходящей в сторону рукотворного озера, горки, находился точно на уровне среза высоченных елей, вздымающихся плотной крепостью на другом берегу. Это был восток, поэтому здесь встречали восход солнца, до которого сегодня еще несколько часов…

В огромный мангал они подкладывали по полешке и любовались огнем, особенно искрами. Тишину «тишиной» назвать было нельзя. Окружавшее, настолько казались созвучным с их настроением, гармоничным с человеческим естеством, что душа, вырвавшаяся наружу, застыла в недоумении, то ли, оглохнув от невероятно прекрасного мира, то ли… то ли очень давно не выходила за границы створок, обычно ограничивающих ее внутри.

— Тыыы… очень необычный человек… Находясь рядом с тобой, все мысли, могущие создать негативный ореол, куда-то пропадают. Совершенно не хочется ни говорить, ни делать… Ты… как та плоть, окружавшая меня до рождения в мамином животике. Настолько все хорошо, все устраивает, всего хватает, что больше ничего не нужно. Что-то еще станет лишним…