Сергей Зверев - Приговор приведен в исполнение

– Стараюсь придерживаться избранного стиля, – с вызовом ответил Святой, не понимая, чего добивается этот вальяжно развалившийся в кресле толстосум, выложивший за аренду виллы сумму, равную годовой заработной плате коллектива рабочих среднего по масштабам предприятия.

На сей раз Бодровский был непробиваем: никакого раздражения, никакого высокомерия. Ровный, чуть ироничный тон праведного мудреца, давно отошедшего от мирских хлопот. Вот только ледяные искорки в зрачках выдавали натуру дельца, привыкшего руководствоваться холодным расчетом, а не порывами души.

– Давно в Италии? Бежали из нищего Отечества в поисках лучшей доли? Не осуждаю… Рыба ищет где глубже, человек – где лучше! – Он поднял обе руки.

«Попробовал бы осудить. Не такие ли, как ты, Отечество и разграбили, пустив по миру миллионы работяг, стариков-пенсионеров? Откуда капитал? С неба свалился? – мысленно огрызнулся Святой. – Сколько бюджетных средств к себе в карман переправил! Мнишь себя хозяином жизни…»

Любознательность Платона Петровича не знала предела. Он так и сыпал вопросами, пытаясь вытянуть из Святого что-нибудь существенное.

– Вы где умению ломать людей овладели? В школах восточных единоборств или частях спецназначения? – покружив вокруг да около, подошел к главному промышленник.

– Простите? – Святой изобразил непонимание во взгляде.

Отодвинув пухлой рукой предметы, занимавшие стол, Бодровский навалился грудью на край, приблизившись таким образом к собеседнику. Перейдя на заговорщицкий шепоток, он повторил:

– Убивать голыми руками где научились?

– Но ведь никто не погиб.

– Только благодаря вашей доброй воле. Неужели я похож на слепого?

В белках выпученных глаз магната отразилась лазурная вода бассейна. Он поймал запястье Святого, повернул, как заправский хиромант, словно собирался изучить на его руке линию судьбы.

– А руки-то у вас бойцовские. Шрамы на ребрах ладони, на костяшках мозоли. Не теряете форму! Тренируетесь! У меня, Дмитрий, глаз наметан. Всякого на своем веку повидал. Вы человек совершенно особого рода занятий, это очевидно. Бедный Анатолий слишком юн и задирист. Сосунок! Не разобрался… Но я-то видел, как вы двигаетесь походкой хищника. Я видел ваши пальцы… – спокойно, без нажима говорил Бодровский, заглядывая в глаза Святому.

Льдинки в колодцах зрачков финансового воротилы внезапно растворились, сменившись пляшущими язычками пламени безумия, то гаснущими, то вспыхивающими.

Осторожно освободив запястье, Святой тряхнул рукой, как бы сбрасывая назойливое насекомое.

«А у туза вроде крыша едет! – почти сочувственно подумал он. – Чуть ли не профессиональное заболевание бизнесменов! Параноидальная шизофрения и импотенция – бич деловых людей. Так, по крайней мере, пишут газеты».

Пресекая дальнейшие расспросы, Святой поднялся из-за стола. Без враждебности, но достаточно твердо он сказал:

– Господин Бодровский, опустим подробности моей биографии. Она заурядна…

Магнат недоверчиво хмыкнул, – мол, меня не проведешь.

– Я живу сегодняшним днем, как в песне: «Есть только миг, за него и держись…» Прошлого предпочитаю не ворошить, а исповедуюсь, так сказать, выворачиваю душу только перед Богом да перед совестью и больше ни перед кем! Надеюсь, я дал исчерпывающее объяснение?

Святой смерил взглядом развалившегося в кресле толстосума. Платон Петрович, допив кофе, опрокинул вверх дном чашку на блюдце. Теперь он изучал разводы кофейной гущи, причудливым узором осевшей на стенках.

– Пусть прошлое хоронит своих мертвецов, – загадочная фраза сорвалась с болезненно искривленных губ магната.

Беседа оставила неприятный осадок, но вскоре Святой позабыл о ней. Супружеская чета из России вела себя вполне демократично, целыми днями прогуливаясь по живописным окрестностям, купалась в море, делала покупки.

Приставленный к Бодровским гидом, Святой выполнял и роль переводчика. Лингвистические способности Платона Петровича ограничивались словами типа «о'кей» и «сэньк'ю». Впрочем, для общения у него имелось универсальное средство – стопка банкнот крупного достоинства и длинная, точно пулеметная лента, обойма пластиковых карт. Заходя в дорогой бутик, Бодровский доставал бумажник, раскладывал свой патронаж, вытягивал из кармана «Мастеркарт платиниум» или «Диннер клуб голд», и продавцы буквально стелились перед клиентом, облизывая его умильно-преданными глазами.