Сергей Алтынов - Болевой прием

– Извини, – отозвалась я.

– Как-то отделение таких вот Иванов попало в засаду к Гамалю, – продолжал Сергей угрюмым голосом.

Сейчас он вполне соответствовал своему прозвищу.

– Гамаль сдаться предлагал, а его в ответ «Жуковы» лишь на хер посылали. У Гамаля бойцов вдвое больше, отборные головорезы. Из наших ни один не уцелел и не сдался. Раненым демонстративно головы отрезали...

– Не надо, – остановила я Сергея, – видела я это. На видеозаписи.

Мне было что вспомнить и самой, без видеозаписи. Генерал Прохоров дважды отправлял меня в Чечню и дважды в Дагестан. С разведмиссией, под видом журналистки западного издания. Воевать не пришлось, запретили строго-настрого, а вот наблюдала многое. Например, как пленных, все тех же солдатиков-первогодков, боевики гоняли на минные поля, эдакое живое траление устраивали... И помочь им тогда я ничем не могла.

Мне захотелось пить, и Сергей отправился к киоску, а мне вспомнилось, как однажды тоже очень хотелось пить и я купила апельсиновый сок производства КНР. Перед тем как что-либо пить или есть, я имею профессиональную привычку изучить упаковку. На соке было написано следующее: Сiк «ХУЙ ЮАНЬ» натуральный. Юань, как мне было известно, денежная единица Китайской Народной Республики, и мне почему-то захотелось перевести название сока на украинский. Получилось Сiк «Нема грошей». Звучит несколько лучше. Кстати, на вкус «Нема грошей» оказался весьма приемлемым. Подполковник купил грушевый лимонад «Дюшес». Целую бутыль. Помню его вкус еще с детства.

– Мама, купи лимонад! – слышу я детский голос у себя за спиной.

Мальчик лет пяти и мать, ухоженного вида, но довольно усталая, с двумя сумками и корзинкой с яблоками. Видимо, возвращаются с дачи в столицу.

– Андрюша, подожди! – отмахивается мать. – Сейчас автобус подойти должен. В Москве попьешь.

В самом деле, по расписанию автобус должен подойти с минуты на минуту.

– Андрюша! – неожиданно для себя окликнула я мальчика.

Тот обернулся, сперва насупился, посмотрел на меня неприветливо. Но когда я протянула бумажный стаканчик с «Дюшесом», тут же схватил его загорелыми ручонками.

– Что надо сказать тете? – произнесла мать, поглядев на меня с благодарностью.

Андрюша сперва осушил весь стаканчик, а затем четко, будто заученный стих, произнес:

– Большое спасибо. Можно еще?

– Большое пожалуйста, – ответила я, наливая лимонад.

Автобус задерживался. Андрюша выпил еще пару стаканчиков, его мама вежливо отказалась, остальное мы допили с Сергеем. Спустя пятнадцать или двадцать минут, которые мы проводим молча, автобус наконец подходит, и мы отправляемся в Москву.

– Я готов с вами встретиться, но...

В трубке моего мобильника повисла пауза. Казалось, на другом конце не знали, что ответить. Лишь только автобус отъехал, я тут же позвонила полковнику Губанову. Это был последний человек в спецслужбе, с которым я была лично знакома и могла доверять.

– Вы же жаловались на здоровье, – не к месту напомнил он, после того как выслушал мою просьбу о незамедлительной встрече.

– Вы что, не хотите со мной встречаться?! – с трудом сдерживая себя, проговорила я.

Невеселый какой-то был Губанов. Явно не рад звонку. Или попросту не хочет, чтобы его, как Сократа Ивановича, в закрытом гробу хоронили?!

– Где и когда? – чуть помолчав, по-деловому отозвался полковник.

Я с облегчением вздыхаю:

– Встретимся у меня на квартире. Через два с половиной часа, – прикидываю я, за сколько мы доберемся до Москвы.

– Хорошо, я приеду по указанному адресу.

Я говорю полковнику, что в скором времени перезвоню ему и скажу точный адрес.

Ну вот, считай, два часа можно отдохнуть. Отогнать нахлынувшую было слабость. Я лучше, умней и красивей. Нет, есть, конечно, и поумней, и куда красивей, но я, Евгения Гладкова, все равно лучше всех... Убрав телефон в сумочку, я огляделась вокруг. Надо же, в автобусе мы с Сергеем оказались рядом с мальчиком Андрюшей, которого полчаса назад я угостила лимонадом «Дюшес». Я подмигиваю Андрюше и произношу следующее:

– Привет! Как здорово, что мы снова встретились, правда, Андрюша?

Мальчик неопределенно качает головой. Пить он уже не хочет, а иного интереса к тетеньке в очках и линялых джинсах у него нет. Мать, как и в первом случае, в разговор не вступает. Всем своим видом соблюдает гордую дистанцию. Одета она отнюдь не в линялые джинсы, но тем не менее прислушивается к каждому слову.