Сергей Зверев - Жиган против банды

Оказавшись в своей келье, отец Василий первым делом распахнул окно и полной грудью вдохнул суховатый, пропахший скошенными травами воздух. Осмотревшись и убедившись, что рядом и за окном никого нет, он сбросил с потного тела рясу, швырнул ее на спинку стула и прилег на кровать. Закрыв глаза, попытался расслабиться. Но не смог, почувствовав в горле неприятную резь. Не вставая с кровати, он протянул руку, нащупал на столе металлическую кружку и, зачерпнув из стоящего на табурете ведра воду, поднес кружку к пересохшим губам.

Утолив жажду, отец Василий уронил голову на подушку и уставился в потолок. Когда бессмысленное созерцание наполовину вбитого в дерево гвоздя его утомило, он машинально потянулся за лежавшей на краю стола Библией. Открыв ее наугад, принялся читать.

«И сделался я великим и богатым больше всех, бывших прежде меня в Иерусалиме; и мудрость моя пребывала со мною.

Чего бы глаза мои ни пожелали, я не отказывал им; не возбранял сердцу моему никакого веселия; потому что сердце мое радовалось во всех трудах моих. И это было моею долею от всех трудов моих…»

«Лет пять такой жизни, и любого съест хандра…» – подумалось вдруг отцу Василию.

В том, что его предположения были верными, он убедился, продолжив чтение.

«И оглянулся я на все дела мои, которые сделали руки мои, и на труд, которым трудился я, делая их: и вот все – суета и томление духа, и нет в них пользы под солнцем… – мудрствовал далее Екклесиаст. – И узнал я, что одна участь постигает всех…»

Ему вдруг стало скучно, а мысли потекли в совершенно другом направлении. Вспомнилась родная школа на окраине Ярославля, ненавистные учителя, сорванцы-дружки и розовощекие подруги…

«И кто бы из них мог представить, что я стану монахом! – подумал отец Василий и мысленно усмехнулся. – Впрочем, тогда, в середине восьмидесятых, все виделось иначе. Девочки-отличницы мечтали о поступлении в МГУ, надеялись встретить принца или по крайней мере перспективного парня, ну а потом, естественно, нарожать кучу милых детей. Но где они теперь, эти девочки-отличницы? В вонючих постелях тупых арабов уже заняли места более молодые… А ребята? Двое полегли в Чечне, еще двое кочуют по зонам. Остальные – самые что ни есть заурядные пьяницы… Правда, один, сынок директора завода, выбился в люди, но ненадолго. Оказался слишком честным или слишком жадным – за что и получил пулю в лоб… И если бы не божественное провидение – разве меня, ныне отца Василия, а тогда просто Ваську Панкратова, ждала лучшая доля?..»

Отец Василий не кривил душой – его судьбу действительно решил случай.

В школе Панкратов прослыл неисправимым авантюристом. Его всегда привлекали грандиозные неординарные проекты. Частенько автором таковых и являлся он сам. И хотя все его «большие дела» явно противоречили общепринятым нормам морали и вызывали у взрослых бурное негодование, среди своих товарищей он пользовался заслуженным уважением. Ну а его умение выпутаться из любого скандала и вовсе вызывало у знакомых ни с чем не сравнимую зависть. Панкратов от природы обладал недюжинным талантом убеждения и, когда того требовали обстоятельства, умело манипулировал людьми и фактами. Некоторые учителя в глубине души даже побаивались его и поэтому закрывали глаза на многие проделки Василия. У таланта всегда много врагов, и среди взрослых нашлись люди, которые попытались объявить ему войну. Самую настоящую.

Однажды после проведения крупномасштабной операции под кодовым названием «Черемушка», когда в учительской неизвестно каким образом оказался нервно-паралитический газ, за перевоспитание Васьки Панкратова решил серьезно взяться военрук. Убежденный в том, что самый надежный аргумент – сила, военрук «побеседовал» с Василием наедине, так сказать, тет-а-тет.

На следующий день Васька появился в школе с огромным синяком под правым глазом.

А через неделю военрук внезапно уволился. Почти никто не сомневался, что с позором покинуть школу отставному подполковнику помог Васька. Но прямых улик, как всегда, не было…

Даже сейчас, спустя годы, Василию было стыдно за эту и многие ей подобные не совсем красивые истории, но он особенно не корил себя, списывая все на молодость…

«Время было такое. Взрослые только и делали, что пахали на оборонку. Чего же можно было ждать от детей, проводивших столько времени у телевизора? Естественно, они тоже создавали свой неуязвимый мир и… своих врагов».

Несмотря на безусловный авторитет среди товарищей и умение великолепно решать вопросы стратегии и тактики, Василий не стал офицером. В отличие от своих друзей он и в мыслях не держал чего-либо подобного. Ведь всю предыдущую жизнь, если он и делал что-то незаурядное, то по вдохновению, как настоящий художник. Строгий порядок и дисциплина были его злейшими врагами. А уж о безмолвном подчинении чьей-либо воле и речи не могло быть…