Сергей Зверев - Жиган против банды

Несколько месяцев он провел в молитвах, лишенный всякой возможности общения с кем-либо. Василию ясно дали понять, что богом ему предопределена участь монаха-отшельника. То есть на всю оставшуюся жизнь – выражаясь языком рядовых граждан – камера-одиночка.

Такой поворот событий стал для него настоящим потрясением, а вера в безгрешность людей в рясах сменилась горестным разочарованием. Осталось лишь уповать на милость божью.

Молитвы молодого семинариста не пропали даром. Совершенно неожиданно, когда надеяться, казалось, было уже не на что, он получил высочайшее прощение и был рукоположен в иеромонаха.

В благодарность за это отцу Василию пришлось стать настоятелем в небольшой церквушке Николая Чудотворца, которая располагалась в глухой деревушке под Смоленском. И хотя назначение больше походило на ссылку, он был непомерно счастлив, что все закончилось именно таким образом.

«Во-первых, мне не придется покрывать чьи-то грязные дела и интрижки, – успокаивал себя он. – Во-вторых, я получаю свободу и вдобавок приход… А то, что деревенька отсутствует на карте, не беда. Это даже к лучшему – никто не будет совать нос в мою церковь и перекраивать все на свой лад. Следовательно, я смогу вести службу и строить взаимоотношения с паствой сообразно библейским заповедям и сообразно своему пониманию добродетели».

Однако, думая так, отец Василий ошибался. За ним был установлен строжайший контроль. Временами Панкратову даже казалось, что стены церкви и его дома имеют уши и глаза. Стоило ему только намекнуть кому-то о годах, проведенных в семинарии, как об этом тут же становилось известно в епархии. А на следующий день он уже получал предупреждение. Тем не менее его терпели. Ведь за короткий срок отцу Василию удалось невероятное – всеми забытую церквушку он превратил в одну из самых посещаемых в районе. О нем говорили не иначе, как о добрейшем и честнейшем человеке, который способен не только проникнуть в душу каждого, но и утешить в горестную минуту.

Но случайность вновь круто изменила жизнь иеромонаха Василия Панкратова.

Однажды во время утреннего богослужения, на дороге, ведущей к церкви, показалась колонна из пяти автомобилей во главе с «шестисотым» «Мерседесом». То ли случилась поломка, то ли путники сбились с пути, но состоятельные чужаки в конце концов оказались у церковной ограды.

Едва колонна остановилась, как водитель «шестисотого» пулей выскочил из салона и бросился к капоту. Приподнял его, а потом, растерянно осмотревшись по сторонам, принялся ковыряться в моторе. Пассажиры, видимо, решив, что пауза может затянуться, выбрались из салона и, пробираясь сквозь собравшуюся у входа толпу набожных бабок, направились в церковь. Следом за своими товарищами потянулись и некоторые из пассажиров, ехавшие в других машинах.

Для того чтобы удовлетворить свое любопытство, чужакам хватило десяти минут, и они вышли на улицу. В церкви остались лишь ехавший на заднем сиденье «шестисотого» пожилой худощавый мужчина в строгом сером костюме и двое неотступно сопровождавших его плечистых парней.

Несмотря на уговоры продолжить путь, худощавый пробыл в храме до конца службы, а потом пожелал лично побеседовать с иереем Василием. Телохранители тут же поспешили исполнить волю своего шефа и передали приглашение батюшке.

После богослужения отец Василий чувствовал себя уставшим. Тем не менее он согласился принять незнакомца. И отнюдь не квадратные челюсти верзил подтолкнули его к такому решению. В последнее время у отца Василия практически не было возможности поговорить с умным, образованным человеком. Мужчину же в сером костюме Василий заприметил сразу, едва тот вошел в церковь. Ухоженное лицо и проницательный взгляд указывали на то, что чужак явно не из категории простых смертных и, возможно, даже принадлежит к элитарной прослойке.

Несмотря на согласие отца Василия принять гостя у себя, тот предпочел побеседовать на свежем воздухе. Встретились они в небольшой обступавшей церковь рощице, среди могил полузаброшенного сельского кладбища.

Вначале разговор шел ни о чем. Потом, судя по появившейся на лице отца Василия легкой, едва уловимой улыбке, незнакомец отвешивал ему всевозможные комплименты.

Еще чуть позже они, глядя друг другу в глаза, остановились у одной из могил. Отец Василий был бледен. На лице же незнакомца заиграла дружеская улыбка. Он, выразительно жестикулируя, принялся что-то объяснять иерею. Тот лишь молча покачивал головой, устремив взгляд на могильный камень своего предшественника. Но чем больше говорил незнакомец, тем осмысленнее становился взгляд отца Василия. Вскоре монолог чужака перерос в некое подобие мирной беседы двух старых друзей.