Валерий Горшков - Каратель

– Да-а!.. – сигарета полетела в сторону и, ударившись о деревянную стенку сарая, рассыпалась веером оранжевых искр. – Уж на что упертым оказался тот чухонец, которого мы трясли под Гатчиной, так этот еще хлеще. Слышь, Болт, а может, он того?..

– Чего – «того»? – переспросил «бык».

– Ну, рехнулся от болевого шока. Бывает ведь! – пожал плечами бандит, снова поглядывая на Бориса. – Когда я в армии один раз подрался, то меня тоже два раза по голове огрели. Так левая бровь до сих пор иногда дергается. Я тогда вообще два дня не мог вспомнить, как меня звать.

– Нет, здесь другой случай, – отрицательно покачал головой Болт. – Этот мудак прекрасно понимает, чего от него хотят, но говорить отказывается из принципа. Не хочет дружка закладывать, сука!.. Ничего, сейчас Адидас подъедет, тогда посмотрим, насколько он упертый…

– Ты говорил то же самое еще вчера вечером, когда дрель притащил, – с издевкой напомнил коренастый. – Лажа все это… Туфта! Ничего он говорить не будет. Пора кончить его и закопать…

– Ну-ну, попробуй! – кисло усмехнулся Болт, жадно затягиваясь сигаретой. – Потом Бизон тебя закопает. Рядом с ним. И будете лежать вместе до тех пор, пока не сгниете! Гы-гы…

– Иди ты на хер со своими шутками! – оскалился коротышка. – Пойду принесу лимонада из машины…

Он вышел из сарая, плотно прикрыв за собой кособокую дверь на ржавых петлях, а Болт вплотную приблизился к Борису и взял его за разбитый подбородок.

– Живой еще, тварь! – злобно процедил бандит и больше для порядка, чем в надежде «разговорить» жертву, ребром ладони ударил связника по сломанной переносице. – Молчишь, – прошипел он сквозь зубы и поднял левую руку с сигаретой. На его обезьяноподобной роже заиграла улыбочка. – Дрели ты, значит, не боишься, что же, попробуем кое-что поинтересней…

Измазанная кровью рука с сигаретой медленно приблизилась к лицу Бориса. Острый уголек мягко уткнулся в бесформенное вздутие, за которым должен был находиться пока еще целый глаз, и запекшаяся на веке корка зловеще зашипела. Тело жертвы дрогнуло. Залитый кровью окурок погас. Болт грязно выматерился и отшвырнул его в сторону.

– Повезло тебе, скотина безмозглая! Но в следующий раз останешься без окуляра, обещаю!

Дверь сарая скрипнула. Коротышка, из-за малого роста и широких плеч похожий на табуретку, принес пластмассовую бутыль с лимонадом «Херши». В бутыли оставалось еще больше половины.

– На, освежись! – коротышка протянул бутылку Болту, рукавом куртки вытирая мокрые губы. Тот сделал несколько глотков, потом наклонил бутыль над головой Бориса и тоненькой струйкой стал лить шипящий лимонад на свежие кровоточащие раны. Несчастный снова вздрогнул и застонал. Его вспухшие веки чуть приподнялись, открывая красные мутные глаза.

Болт испуганно отпрянул, пораженный застывшим в глазах Бориса выражением. В них читалось сочувствие к своим мучителям. «Господи, прости им, безумным, ибо не ведают, что творят…»

– Эй, ты! – крикнул коротышка, подскакивая к Борису. – Ты чего так смотришь?!

И он обрушил на несчастного целую серию жестоких ударов. Когда секунд через тридцать ожесточенного избиения «бык» основательно подустал, он в последний раз пнул ногой в грудь в очередной раз потерявшего сознание пленника и махнул рукой.

– Все, глуши мотор! – смачно сплюнул коротышка себе под ноги. – Перестарались мы с тобой, Болт! Точно говорю – этот кусок дерьма уже ничего нам не скажет. Его мозги уже далеко отсюда, – и бандит ткнул пальцем вверх – туда, где сквозь местами провалившуюся крышу кое-где пробивался тусклый свет пасмурного осеннего дня.

Но он ошибался. Несмотря на чудовищные истязания, Борис все еще пребывал в здравом рассудке, если превращенный в кусок кровоточащей плоти человек вообще может здраво рассуждать. Связник хорошо понимал, что ему осталось жить не больше нескольких часов – даже если он сломается и «сдаст» Ворона. Тогда вместо одной смерти будет две… Так не лучше ли плюнуть этим скотам в рожи и послать их ко всем чертям, вместе с их дрелями, паяльными лампами и кулаками?!

Усилием воли Борис заставил себя не потерять сознание, едва шевелившимся, прокушенным во многих местах языком медленно облизал вспухшие синие губы, сделал два глубоких вздоха, насколько позволяли переломанные ребра, и тихо прошептал:

– Я… скажу… куда… идти…

– Что? – резко повернулся Болт, стоявший к пленнику вполоборота. – Что ты сказал?!

– Наконец-то, мать твою! – радостно воскликнул коротышка. – Так давай, не тяни! Притомил уже, сука!