Михаил Нестеров - Тень летучей мыши

Кознов родился в другом месте Москвы, но много времени провел здесь, на улице Горького, в ту пору свободной от проституток и всего, что к ним прилагалось: дорогих тачек, алчных сутенеров, воров и их клиентов, венерической заразы.

Он выбрал место встречи буквально во время разговора, но ему нужно было освежить память, не тыкать вслепую в карту пальцем, а ткнуться носом.

Звонок из прошлого. Он вспомнил встречу, с которой все и началось. Встреча состоялась на чужой земле – там осталось его настоящее имя, там оборвались все родственные связи; точка невозврата. Он мечтал о том единственном человеке, которому мог бы рассказать все тяжелое, очистить с ним зашлакованную душу – но с легким с сердцем, а не под давлением, будь оно следственным или каким-нибудь другим. И этот человек должен быть из его прошлой жизни. Валерий часто думал о Сергее Марковцеве. Это он приезжал за ним, но домой привез только его имя, память. Трудно описать чувства Валерия Кознова словами: не было таких слов, не было таких мазков.

Подполковник Утяшев. Несмотря на «колхозную» фамилию, это был профессионал высокого класса. За простоватой внешностью – настоящий боец. Боевым ножом он владел, как повар – шефским. Короткий бой в снимаемой им квартире впечатлил Кознова настолько, что он через год ежедневных тренировок стал не менее искусным бойцом.

Когда у тебя нож в руках, он заставляет тебя думать по-другому. Это все равно что на одной и той же лодке держать весло или румпель мотора.

Георгиевский переулок, которым можно было выйти на Большую Дмитровку. Камергерский, ведущий туда же. Брюсов уводил, казалось, в никуда, в самое сердце околокремлевских задворок. Начало переулка ярко освещено – что похоже на вход в тоннель. Кажется, что в темное время суток переулок наводнен сомнительными личностями во главе с невидимыми борцами с преступностью. Последних прикрывали «видимые», среди которых были и те, кто вышел подработать. Они переставали быть «стелсами», появляясь неожиданно для тех, кто их появления не ожидал. Остальные были готовы открыть рот и кошелек или на месте, или в отстойнике отделения милиции. И те и другие были готовы раствориться при «глобальной» облаве или реальном происшествии. Они же в таких случаях создавали суматоху, идеальные условия для того, чтобы покинуть место происшествия. Сошла лавина – и не оставила следов. Все привычно.

Кознов ответил на звонок и назначил абоненту место встречи на углу Тверской и Брюсова переулка. Но кто этот неизвестный? Валерий мог назвать двух человек, которые знали о его существовании – это в том плане, что другие забыли его вовсе или вспоминали раз в году на Пасху, роняя постные слезы на могилу. Ее он назвал «могилой неизвестного солдата», хотя знал фамилию, имя и отчество парня, который, сам того не зная, прикрыл его. Если бы у него не было памятника, он бы его поставил.

К Виктору Данченкову он питал особые чувства. Не сказать, что нежные. Отдавая дань его памяти (Кознов ни на минуту не забывал о том, что Виктор был буквально распят), он взял его имя с чувствами невесты... Ему было плевать на то, что думают и как отреагируют на это другие, по той, наверное, причине, что об этом не знала ни одна живая душа. Может быть, в этой связи он плевал в собственную душу...

Для родственников он так и остался пропавшим без вести. В ту роковую ночь Виктор Данченков не вернулся в расположение рабочего городка, вот и вся скудная информация о нем. В ту ночь пропал еще один человек, но его оперативно опознали, и в этом он имел преимущество над Виктором Данченковым. В таком ключе Валерий Кознов думал о себе. И еще одна мысль не давала ему покоя: сколько раз родители Виктора задавали себе вопрос: «А может, это ошибка?»... Своих родителей Кознов быстро забыл. Всего через несколько месяцев зарубцевалась ноющая рана в груди. В душе он оставил знание об этих людях. О том, что это они дали ему жизнь и вели по ней, держа за руку, он думал как о покупке в магазине: сходили, выбрали, заплатили, принесли домой, распаковали. И ничего с собой поделать не мог. Да и не хотел. Любое сердце требовательно к любви, и его стучало в сторону чужих людей и мертвого человека. Он часто думал над тем, называется ли это трусостью, но четкого ответа дать не мог. И это был пусть расплывчатый, но ответ.

Себя и генерала Баскакова Валерий Кознов как-то раз сравнил с Эдмоном Дантесом и аббатом Фариа. Прежде всего в том плане, что Баскаков заинтересовался деталями (несмотря на то, что детали вербовки Кознова подполковником Утяшевым ему были хорошо знакомы). И сам собрал дополнительные материалы непосредственно в Каракалпакии. Там он лично встречался с Султаном и судмедэкспертом Василием Исаковым; последний подтвердил факт смерти Валерия Кознова документально. Баскаков, отчетливо представляя Кознова у себя дома живым и здоровым, хмыкнул: «Ну-ну».