Александр Костюнин - Полёт летучей мыши

Свои отзывы и предложения направляйте по адресу: A - Kostjunin @ yandex . ru

Авторский сайт: http://www.kostjunin.ru

Два раза в своей жизни я видел слёзы и смех одновременно.

Будто в январскую стужу – луч палящего июльского солнца.

Вперемешку. Внахлёст…

Первый раз это было у нас в Горелово Ленинградской области в сорок первом, когда мужиков провожали на войну. Деревня отмитинговала. Новобранцы помалкивают, и скорей это дело… – начали выпивать. Вот. Около церкви площадка, трёхрядка заливается, песни-танцы. На бабьих платках, расстеленных тут же на траве, и огурцы, и помидоры, и стопки, и слёзы.

Призывали всех крепких, здоровых, работящих. Лучших из лучших.

Второй раз в Сибири, после войны.

Я оказался на вокзале, когда подошёл эшелон с солдатиками: двери открыты настежь, оттуда гармошка, частушки. Выпрыгивали на платформу местные, кто уже приехал. Их встречали плачем и надрывным смехом те, кто ждал и дождался.

Никогда не забуду: пожилой, загорелый служивый. Гимнастёрка аж белая, до того выгорела. На спине вещмешок махонький. (Чего там привёз, какие гостинцы?) Встречали его, улыбаясь сквозь слёзы, жена и дочка. Жена не старая ещё, загорелая и морщинистая. Она порывисто кинулась на грудь мужу-герою. А девчушка, лет четырнадцать-пятнадцать, симпатичная; стоит в сторонке в светлом платьице, оборку теребит. За четыре года отвыкла от бати, стесняется подойти.

Отец подивился:

– Господи, дочка у меня совсем большая выросла!

Я был близко, украдкой наблюдал за ними со стороны. У самого комок в горле…

Люди уходили защищать свою родину с оружием в руках, до победы или смерти. И только те, кому повезло, счастливые, возвращались домой, на эту самую родину с войны.

А где же Родина моя?..

Я родился в русской деревне под Ленинградом, хотя по национальности финн. Из тридцати пяти дворов пять подряд – все Полукайнены. Однажды соседская бабка Лиза вспомнила что-то и как рассмеётся… У самой зубы мелкие-мелкие, когда щерится, дёсны видно:

– Я ведь с твоим дедкой на танцы ходила.

Мне так интересно: я ни деда, ни бабку не застал, а она с ним на танцы…

– Твой дедка был жмо-о-от – жадный, скупой-скупой. Выпить любил. Как-то раз решил доказать, что он щедрый и богатый. В чайной при всех трёхрублёвую бумажку скрутил и закурил. (Три рубля были деньги больши-ие.) Все только обсмеяли и осудили его. Жмот, так жмот и есть. Чего добился? Потом, небось, месяц говно ел и экономил на всём.

Сказанное не развеселило меня. Не только деда, русские недолюбливали нас всех и метили, как дёгтем на воротах, презрительным – «чухня». Вокруг иная вера, чужие порядки, обычаи, мысли. Граница прошла по деревне. Маму звали Хельми. Жемчужина по-русски. Имя вроде нормальное, а все: «Гы-гы-гы». Она обижалась.

Мамка в тайне поведала, что родина есть и у нас, украдкой показывая в сторону заходящего солнца:

– Никогда не станем мы здесь своими…

В семье из детей я был старшим. Кроме меня, три младших сестрёнки.

Приспело нам картошку сажать. Отец у нас тогда крепко болел. Помню его с болезненной гримасой на лице, с неряшливой рыжей бородой. Тихонько, словно тень, он появился на улице: прутик в руках, в полушубке. (Хотя жара – в полушубке!) Постоял на крыльце, посмотрел жалостно на меня и – назад, в дом. Я проборонил огород. Пошёл за окучником, окучника не оказалось. Запряг соху, а соха и окучник – две большие разницы. Навыка у меня нет. Хотя лошадь такая хорошая, лёгкая, небольшая, аккуратная. Послушная кобыла, деревенская, знает, как идти.

Сосед, дядя Лексей, мне советует:

– Ну, Паленька, вот на то дерево правь. Ориентируйся на осину.

Большая осина росла на меже, где кончается огород. Толстая, высокая. Мать под уздцы ведёт лошадь краем борозды, а упрямая соха то туда, то сюда залазит. И мы давай кривить. Не получается толком, чертыхаюсь. Мамка плачет. Огород не особо широкий, но длинненький: от бани до осины. И вот я косо-криво, а всё же пробороздил. У меня вся рубашка мокрая от пота. С носу, со лба падают тяжёлые солёные капли. Дошли до края. Пусть теперь лошадь отдохнёт. Бросил ей сена, рубашку скинул, посидел на меже и пошёл обратно – подправлять борозды, уже без матери. Лошадь сама идёт. Подпоследок, где я кривил, исправил.