Джон Фарроу - Ледяной город

К западу от городка Норт-Хед на острове Гранд-Мэнан через леса и поросшие дикими цветами луга проложена дорога к смотровой площадке, от которой потом крутыми виражами она спускается к скалистому пляжу. По вечерам на смотровую площадку приезжают туристы полюбоваться закатами, в лучах которых просматривается весь залив вплоть до побережья Мэйна. Иногда летом Джулия замечала в воде китов, приплывавших сюда подкормится. Смотровую площадку называют Гудок, потому что когда-то в тумане здесь гудел гудок, предупреждая проходившие мимо корабли, а потом тут построили маяк, к которому любили приходить не только туристы, но и местные жители. Один из них как-то вскоре после приезда Джулии сказал ей:

— Знаешь, как отличить туристов от местных? Туристы глядят в сторону воды на то, как садится солнце, а местные смотрят на дорогу, хотят знать, кто покажется из-за холма.

Это место, где люди свободно общались, шутили, болтали, всегда казалось ей приветливым. Здесь не привыкли задавать лишние вопросы.

По вечерам Джулия любила заглянуть в бар, пропустить там кружку-другую пива, поболтать с завсегдатаями, послушать рассказы о жизни рыбаков, невыдуманные истории о былом. Это место как будто было создано для счастливой жизни. Однажды хозяйка ей сказала:

— Если людям некуда податься, куда-то им идти все же надо.

Джулии показалось это убедительным: ей самой некуда было податься, но куда-то идти было надо. Вот она и ходила к Гудку. Там было очень красиво, очень спокойно, она черпала там новые силы, и несмотря на то, что место это было на отшибе, сюда можно было прийти в любое время.

Ей нравилось бродить по тропинкам острова, по его скалистым пляжам. Она ходила с рыбаками в море ловить лангустов, те были счастливы поделиться с ней секретами своего ремесла.

Она терпеть не могла оставаться в одиночестве.

И никогда никому не показывала свою татуировку.

Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс предупредил, что избавляться от наколки нельзя, пока ее жизни ничто не будет угрожать. Если она попытается ее свести, ее смогут найти.

— Когда это случится?

— Это время настанет, — пообещал он.

Как-то поутру в дверь кухни дома, где она жила, постучал Окиндер Бойл. Она бросилась ему на шею. Он взял отпуск, и Джулия была счастлива, что у нее появилась компания. Бойл уже стал серьезным журналистом, а не малооплачиваемым младшим репортером, причем ему особенно удавались материалы о преступности. Им много было о чем порассказать друг другу — утро и день пролетели для них незаметно.

Ему очень хотелось ей кое-что показать — это был его остров, его дом, и он этим гордился. Он взял лодку брата и поплыл с ней в Пещеру китов, где его семья соорудила запруду. Она была сделана из мощных столбов, скрепленных между собой в форме сердца и врытых в дно залива. К столбам крепились сети, острие сердца смотрело в сторону берега. Когда сельдь во время прилива шла косяком к берегу и заплывала в пещеру, сети оказывались полны рыбой — она все время плыла в одном и том же направлении, не находя выхода в океан.

— Получается, что выход всегда остается открытым, но рыба оказывается в ловушке?

— Правильно. Они следуют очертаниям береговой линии и поэтому все время плывут по краю сетей в сторону от выхода. Как будто постоянно описывают в воде восьмерки, пока не придут рыбаки. А они связывают сети, а потом вызывают катер, чтобы он забрал улов.

Теперь ей стало понятно, как можно поймать рыбу там, где выход в океан остается таким же большим и широко открытым, как и вход в западню сетей.

Лодка мягко покачивалась на волнах.

— Джулия, — сказал девушке Окиндер Бойл, — теперь все позади.

— Что именно?

— Смотри.

Из рюкзака, в котором он прихватил с собой кое-что перекусить на обед, Окиндер вынул первую страницу газеты «Нью-Йорк пост». Она увидела снимок человека и прочла помещенный рядом с фотографией текст.

— Я что-то не понимаю, — сказала она, дойдя до конца. — Кто-то его застрелил, а потом срезал с трупа рубашку?

Покойник был пациентом больницы в Балтиморе.

— Да, чтобы стала видна его грудь. В лицо его трудно узнать, потому что выстрел был сделан в голову. Но татуировка видна хорошо — это восьмиконечная звезда. А вот и хирургический шрам.

Джулия снова взглянула на фотографию. Царь был мертв, его жуткая наколка — такая же, как у нее, только больше размером и богаче узорами, — просматривалась четко.

— Зачем? — настаивала она. — Я не могу понять, кому понадобилось сначала убивать человека, а потом срезать с него спереди рубашку?