Александр Бушков - Возвращение пираньи

В голове у Мазура крутился отрывок из какого-то старого учебника по этикету: «Джентльмен сначала передает прислуге трость, потом цилиндр, и только после этого снимает перчатки». А может, наоборот, цилиндр предшествует трости. Слава богу, у него не было ни трости, ни перчаток. Насколько мог непринужденнее, подал шляпу метиске и двинулся вслед за стариком.

Решительно, версию о секретарше-содержаночке следовало вы отбросить. Хотя Мазур и не был искушен в светской жизни, но чутьем понимал, что эта огромная квартира с высоченными потолками и великолепной старинной мебелью, перемежавшейся с более современными достижениями цивилизации, гораздо больше походит не на съемное любовное гнездышко, а на фамильную резиденцию.

В комнате, куда их провел Авила, Мазур надолго прикипел к коллекции старинного оружия, занимавшей всю стену. Там было не меньше дюжины морских офицерских шпаг времен Боливара, кирасирские палаши восемнадцатого века, парочка алебард, мечи времен конкисты… да чего там только не было.

— Давнее увлечение сеньориты, — пояснил Авила. — Опять-таки современные веяния, но, по крайней мере, гораздо более безобидные нежели экстравагантности внучки одного моего старого друга… не буду называть имен. Эта юная особа поместила в своих покоях три своих портрета в обнаженном виде и мраморную статую в том же стиле, а шокированным родственникам заявила, что всего лишь подражала Полине Бонапарт…

— Ты сюда посмотри, — тихонько сказал Кацуба.

С огромной фотографии на Мазура снисходительно-устало взирал дон Астольфо, полуприкрыв глаза тяжелыми веками. Кацуба полушепотом перевел дарственную надпись:

— Милому бутону с приказанием непременно превратиться в очаровательную розу.

— Надпись сделана за полгода до… известных событий, — охотно пояснил дон Себастьян. — Астольфо ее назвал тогда una guapa bonita — славной девчушкой. Ей было девять… и знаете, что она у него спросила? «Почему вы не станете королем?» Присутствующие обмерли — ну, вы понимаете, можно было решить, что ребенок простодушно повторяет домашние сплетни взрослых, но Астольфо был на высоте, он ответил, что королем может стать не раньше, чем отыщет королеву, а потому будет ждать, когда она вырастет. Наша сорвиголова, не моргнув глазом, со всей детской серьезностью заявила, что ловит его на слове. Увы, судьба рассудила иначе. Я понимаю, у вас может быть свое, давно сформировавшееся мнение, но Астольфо был гораздо более сложной и неоднозначной фигурой, нежели его растиражированный безответственными журналистами за рубежом образ тупого диктатора…

«А ведь ты при нем, ручаться можно, кресло занимал солидное, — подумал Мазур. — Ладно, мы сами до сих пор не разобрались умно и беспристрастно с Иосифом Виссарионовичем и визирем его Лаврентием, там тоже сложнее все, неоднозначнее, чем сейчас скулят верхогляды…»

Вошла горничная, принесла холодный чай со стебельками мяты.

— Прошу вас. — Авила совершенно хозяйским жестом указал Кацубе на кожаное кресло, а Мазура тронул за рукав: — Не уделите ли мне минутку?

Они вышли на просторный балкон, где царила прохлада и на широком парапете, поддерживаемом фигурными каменными столбиками, загадочно ворковала парочка голубей.

— Я хотел бы, дон Влад, передать вам еще один документ, — раскрыл Авила тоненькую пластиковую папочку.

Мазур чуть растерянно уставился на загадочный документ — тот был напечатан по-испански. Слева — государственный герб, справа — еще один герб, незнакомый и непонятный, между ними — тисненые золотые завитушки. Размашистые подписи, какие-то печати внизу…

— Это называется «сальвокондукто», — мягко пояснил Авила. — Такое рекомендательное письмо в нашей стране означает многое — повышенное внимание к вам со стороны местных властей, особая забота, содействие… Многие перед вами будут становиться навытяжку.

— Спасибо… — чуточку недоуменно сказал Мазур, пытаясь понять, где тут зарыта собака.

Старый лис моментально внес ясность:

— Мне невыносимо стыдно за торгашеские нотки, которые я вынужден внести в нашу беседу, но, увы, государственный чиновник порой обречен говорить бестактности… Сеньор Влад, я прекрасно понимаю: язык дан дипломатам, чтобы скрывать свои мысли. Вы к тому же еще и военный… Отдаю должное изобретательности неизвестных мне людей — ваша затея с поиском «працивилизации» недурна. Очень многие до сих пор в нее верят. (Мазур мгновенно подобрался.) Но ваш покорный слуга уже сорок три года на государственной службе, кроме того, у нас хорошая разведка… Я… и те, кого я представляю, во всем шли вам навстречу. Все бюрократические формальности благодаря нашей ненавязчивой помощи вам удалось разрешить в сроки, которые можно смело назвать рекордными, достойными Книги Гиннесса.