Дмитрий Вернидуб - Полынь и порох

Окружение генерала Попова никак не рассчитывало на такую реакцию довольно лояльного пожилого руководителя, получив на его место решительно настроенного и любимого в войсках полковника Денисова. И, как следствие, начштабом – полковника Смолякова.

Вечером того же дня «по поручению Походного атамана» к Денисову и членам Временного Донского правительства прибыли полковники Федорин и Гущин. В присутствии самого Ивана Александровича они заявили, что по соображениям офицерской чести не могут продолжать боевое сотрудничество со штабом Южной группы, если его возглавит офицер, подозреваемый в хищении донского золотого запаса.

Объясняя ситуацию, Федорин был издевательски вежлив и просил у изумленных собравшихся прощения за «отвратительную миссию», с которой он был вынужден прибыть. Напомаженный Гущин, в отличие от своего коллеги не имевший официальной штабной должности, даже не собирался скрывать пренебрежительного отношения к мнению присутствующих. Он ограничился фразой: «Имейте в виду, мы вас предупредили».

– Как основание для подозрений и безотлагательного разбирательства, – продолжал холодным судейским тоном Федорин, – нам служит письменное признание одного из бывших подчиненных полковника Смолякова подъесаула Ступичева, который с раскаянием утверждает, что являлся орудием в руках своего начальства, приказавшего вывезти груз из здания Казначейства и укрыть его в тайном месте близ станции Берданосовка. Сами понимаете, ввиду занятия данной территории красными поиски схрона нами временно отодвинуты, но сама ситуация требует немедленного ареста подозреваемого и его возможных сообщников. – Федорин насмешливо выгнул тонкие губы. – А то как бы второй раз казачеству не лишиться своих ценностей.

Ивану Александровичу пришлось собрать все свои душевные силы. Он понимал, что выдвинутое обвинение рассчитано прежде всего на членов Временного Донского правительства, куда он, как занятый боевой работой, не входил, обеспокоенных полным отсутствием финансовой базы. Возможность моментального обретения огромных сумм напрочь убивала доверие и вдумчивый, взвешенный подход.

– Да, безусловно, обвинение в мой адрес допущено тяжелейшее, – спокойно, как бы продолжая выступление Федорина, заметил Смоляков. – Не отрицаю, действуя по заданию красных, подъесаул Ступичев воспользовался моим именем. Но, оставаясь в Новочеркасске, я и мои, как вы выразились, возможные сообщники, партизаны-чернецовцы, которых штаб Походного атамана позабыл предупредить о своей внезапной «передислокации», устроили санкционированное расследование. Хочу вас успокоить, господа, Ступичев успел вывезти только половину золота. А где другая половина, лучше спросить у полковника Федорина, который сам же ее и забрал. У меня есть свидетели, письменно подтвердившие сей факт. – Иван Александрович, даже не посмотрев в сторону посеревших оппонентов, передал бумагу полковнику Денисову.

– Чушь! – почти выкрикнул Федорин. – Вы все сфальсифицировали!

– Ну что вы, господин полковник, как можно, – миролюбиво продолжал Смоляков. – Я действовал с ведома и по указанию генерала Алексеева. А тайник Ступичева мои партизаны нашли. В нем не хватает одного ящика. Так что вы уж у подъесаула соблаговолите узнать, куда он ящик подевал. А вот вам и рапорт на имя Алексеева о ведении следствия. И вам, господин командующий Южной группой, и вам копия, уважаемые члены Донского правительства. А если кто-то захочет устроить суд офицерской чести, то есть и пакет от ротмистра Сорокина, который в Добровольческой армии отвечает за всю операцию. Вот, пожалуйста!

Впоследствии Шурка Пичугин, находившийся в этот момент в соседнем помещении и все слышавший, утверждал, что никогда не наблюдал таких истерических припадков, который случился потом у полковника Гущина. Он визжал на высоких нотах о заговоре против законной донской власти, о проникших щупальцах красных шпионов, угрожая перевешать «во имя восстановления истины» всех запятнавших его честь и честь Походного атамана. В отличие от припадочного Гущина Федорин, выбегая за порог станичного правления, только нечленораздельно шипел, весь «дизентерийно-зеленый», как определил Шурка.

Больше в Заплавы никто из руководителей штаба Степного отряда не наезжал. Ограничивались приказами генерала Попова, передаваемыми с вестовыми или офицерами связи.

Дальнейшая ситуация складывалась следующим образом: пока Заплавская, а в дальнейшем Южная группа войск отбивалась от красноармейских наскоков у Новочеркасска, Северная группа под командованием генерала Семилетова разрабатывала собственную стратегию взятия донской столицы, постепенно ослабляя Южную группу отзывом частей на александро-грушевское направление.