Максим Шахов - НеУГОдный президент

Пилар остановилась перед входом и окинула взглядом танцпол, расположенный в левой части кафе. На ее лице проступила легкая улыбка. Закинув сумочку на плечо, Пилар вошла и направилась прямиком к видневшемуся справа полукруглому бару. Там она изящно взобралась на крайний табурет. К ней почти тотчас подскочил и поздоровался бармен, символически махнув белоснежной салфеткой по стойке.

Логинов с Теофило и Гильермо тем временем подошли к скамейке, торчавшей из песка метрах в тридцати от «Клуба сальсы». С нее только что поднялась и отправилась к берегу парочка. Теофило вырвался чуть вперед и быстро присел, чтобы кто-нибудь не успел занять столь удобный наблюдательный пункт. Освещенное кафе просматривалось отсюда как на ладони и казалось экраном огромного телевизора, по которому показывали триста девяносто седьмую серию мыльной оперы «Ночи побережья».

Пока Виктор с Гильермо располагались рядом с Теофило, в «Клуб сальсы» вошел один из сотрудников «наружки». Сделав вид, что кивнул кому-то из знакомых за столиками, он неспешно подошел к бару метрах в четырех от Пилар. Пока он делал заказ, другой бармен поставил перед Пилар украшенный вишенкой бокал с мартини.

Несмотря на то что Пилар расположилась в самом дальнем и укромном уголке «Клуба сальсы», ее появление не осталось незамеченным. Сидевшие за одним из столиков четверо мужчин весьма колоритной внешности то и дело поворачивали головы в сторону бара, явно обсуждая новую посетительницу. Наконец один из них, сидевший к морю спиной, поднялся и с бокалом в руке вальяжно направился к стойке.

Его волосы и странной формы бородка были крашеными. Фигурой и повадками он очень смахивал на знатока анекдотов Трахтенберга, на голову которого опрокинули ведро с чернилами.

– Это же, кажется, Хорхес! – вдруг сказал капитан Гильермо Эрнандес. – Точно! Это он!

– Кто такой? – быстро спросил Виктор.

– Знаменитый художник. Рисует пейзажи озера Маракайбо. Несколько штук есть даже в Национальной картинной галерее…

– А, местный Айвазовский, – сказал Виктор, следя за художником.

– А кто такой Айвазовский?

– Известный русский маринист. Крымский еврей по национальности. Наваял столько картин с морскими пейзажами, что их до сих пор сосчитать не могут…

По дороге Хорхес улыбался знакомым, а его знакомыми, естественно, были практически все посетители «Клуба сальсы», и небрежно вращал в руке бокал. Судя по его форме и цвету напитка, пил Хорхес мартель или что-то вроде того. Подойдя к Пилар, он улыбнулся бармену и небрежно облокотился о стойку, пристроившись к ней боком.

Пилар посмотрела на него, Хорхес улыбнулся и ей, после чего, сказав несколько слов, потянулся бокалом к бокалу Пилар. Та немного замешкалась, потом улыбнулась и, приподняв бокал, легонько чокнулась с местным Айвазовским. Тот, как и полагается, немедленно принялся ездить новой знакомой по ушам.

У сотрудников «наружки» был направленного действия микрофон, и прижимавший к уху микронаушник Теофило делал вроде как «гоблинский» обратный сурдоперевод:

– Он говорит, что такой прекрасной женщины не видел никогда в жизни… Она непременно должна согласиться позировать ему… Ему пришло в голову написать картину «Мадонна Маракайбо»… На ней он изобразит ее на фоне нефтяных вышек… Если она согласится, он возьмет ее с собой в путешествие по стране… Ему заказали серию картин «Водопады Колумбии»…

– И на ней он изобразит ее без трусов! – хмыкнул Виктор, потянувшись за сигаретой.

– Что-что? – удивленно посмотрел на него Теофило.

– Да это я так, развиваю художественный замысел…

Донесшийся из-за дома шум мотора заставил Мейера очнуться. Он удивленно посмотрел на почти пустой стакан в своей руке и пепельницу, в которой было полно окурков. Приняв душ, Джек собирался немного выпить на балконе и сразу завалиться спать.

Однако для этого он оказался слишком перевозбужден. Сидя в плетеном кресле на балконе дома колумбийской резидентуры ЦРУ в Каррисале, Мейер некоторое время невольно прокручивал в голове случившееся с ним и дивился, как ему удалось все это пережить. А потом Джек как-то незаметно перескочил на свой план.

И словно провалился куда-то. Для измочаленной психики Мейера обдумывание его оказалось лучшим лекарством. Еще час назад Джек был покорным персонажем то ли плутоватого ангела-копирайтера, то ли неведомого писателя из параллельного мира. Одним словом, пешкой в чужой игре. Теперь же он сам передвигал на доске фигуры, пытаясь отточить задуманную комбинацию до совершенства. Король черных – Уго Чавес – должен был быть эффектно повержен. Точнее не эффектно, а эффективно, со стопроцентной гарантией. На красоту Джеку было наплевать. Как и любой сотрудник спецслужб, он работал на конечный результат…