Никита Воронов - Сафари для покойника

Для человека в этом хаосе просто не находилось места.

Хотелось дышать жабрами.

Шум, напоминавший скорее рокот прибоя, могли перекрыть только редкие раскаты грома.

Виноградов промок до такого состояния, когда собственное положение – боком, наполовину в образовавшейся луже, с лицом, по которому хлещет холодный поток – воспринимается индифферентно. Однако так можно было и воспаление легких заработать!.. Владимир Александрович подогнул под себя колени, приподнялся и переместил верхнюю половину туловища под прикрытие нависающего над террасой гранитного выступа. Здесь было не то чтобы посуше, но все-таки… Разница ощущалась.

К изумлению Владимира Александровича, вслед за ним под естественный навес втиснулся и бородач. Сейчас он не казался ни могучим, ни опасным – так, просто вымокший до нитки, до последней клеточки кавказский мужик с оружием.

– Руки освободи? – попросил Виноградов. И попытался сыграть на самолюбии: – Чего, боишься, что ли?

Кондор всхрапнул от возмущения, но отрицательно помотал головой – увеличивать степень свободы напарника в его планы, видимо, не входило!

Опять громыхнуло. Так же, наверное, раскатисто лопнет воздух от взрыва заложенных бородачом «сюрпризов» на трупе очкарика…

– Слушай, ты хоть понимаешь, что тоже покойник? Я, потом ты?.. Мы уже списаны, понял?

Кондор успел закрыть глаза и теперь недовольно дернул щекой. Его раздражали не сами вопросы, а то, что Виноградов мешает ему приходить в себя:

– Тых-ха…

– Ну и хрен с тобой! – По совсем непонятной причине майор вдруг решил, что выпутается из передряги.

Это развеселило – и следующие полчаса Виноградов пребывал в состоянии неестественного возбуждения. Даже пытался перетереть о камень металлическую цепочку наручников.

А потом, как обрубленный, кончился дождь…

Стало холодно, ветер вытягивал из-под налипшей на кожу материи жалкие крохи оставшегося человеческого тепла, заставляя вибрировать каждую клеточку.

Дрожали оба – и русский майор, и его бородатый надсмотрщик. Стук собственных зубов то и дело перекрывал дребезжание челюстей соседа.

– Костер запалишь?

Кондор отрицательно помотал головой.

– Ты чего? Дурак, нет?

Кажется, бородач даже не обиделся.

– Аккуратно, в ложбиночке… Кто увидит-то?

Соблазн был велик, но сосед только поежился и ничего не ответил. Повозившись и гулко брякнув железом о железо, он достал из рюкзака местами почти сухой спальник и, не влезая, накинул его поверх, на плечи. Получилось нечто вроде одеяла.

– Сволочь ты! – Подобное поведение не просто вывело Виноградова из себя. Сейчас он готов был совершенно запросто расстаться с жизнью – холод казался страшнее. – Сволочь, понял? Вот я как!..

Кондор, не дослушав и не изменив выражения усталого от злобы лица, отогнул край спального мешка и швырнул его в ноги Владимиру Александровичу.

– Спасибо… – не нашелся как отреагировать тот. Придвинувшись, он ухитрился перетянуть выделенную часть «одеяла» повыше и спрятать значительную часть туловища.

Ночь они провели все теснее соприкасаясь спинами, почти без сна, не обменявшись ни единым словом.

А утром их обнаружили.

Бородач погиб сразу – он даже не успел выпутать из набухших водой складок спальника автомат. Длинная, кучная из-за малого расстояния очередь прошила насквозь, выбив звонкое эхо из дававшей им временное укрытие скалы.

Виноградова спасли овчарки – мохнатые, молчаливо-безжалостные, они возникли из ниоткуда вслед за первой очередью и, не чуя опасности в мертвом Кондоре, принялись за майора. Первая, помоложе, рвала мясо с бедра и голеней, а огромный кобель-кавказец старался достать до лица, до горла…

При такой кутерьме стрелять не имело смысла. Потом, когда собак оттащили, недвижимый, весь в крови человек со скованными впереди руками опасности представлять не мог.

Тем более что подошедший чуть позже обладатель прокуренного баритона сказал:

– Да это он… кажется. Э-эх! Укатали сивку.

– Живой хоть?

– Вроде… Тур-рист!

Но Владимир Александрович на происходящее не реагировал.