Вячеслав Денисов - Трибунал для судьи

Земцов мне поможет, обязательно поможет. А одному мне просто не справиться.

На вокзале меня провожал друг, так и оставшийся другом – новосибирский федеральный судья Алексей Холкин. Я в десятый раз извинился перед ним за тот погром, что устроил Рольф в его квартире, и в десятый раз был прощен. Мы коротко обнялись, и он, как в том мультфильме, хрипло бросил:

– Ну, ты это, если что – заходи.

И покосился на довольного Рольфа.

Через четыре месяца он будет незаконно отправлен в отставку. Не пришелся «ко двору» Председателю Областного суда. Потому что судил Лешка не по «понятиям», а по Закону. И его приговоры не всегда соответствовали понятиям нужных в городе людей. Справедливости, читай – восстановления, он добьется лишь через полтора года, исписав несколько килограммов бумаги жалоб и заявлений и дойдя до Верховного Суда Российской Федерации. Он снова наденет мантию и сядет за стол, под герб страны, вершить правосудие. Но «зайти» к нему мне больше не пришлось. Еще через полгода после восстановления он будет убит во дворе дома, где обитали мы с тогда еще юным Рольфом, в собственной машине. Его старенькая «пятерка» будет пробита в тридцати местах. Ровно столько патронов входит в магазин автомата Калашникова.

Умер судья. От профессиональной болезни под названием МАНТИЯ ПРЕСЛЕДОВАНИЯ. Чести судьи не бывает мало или много. Она или есть, или ее нет. И именно в тот момент, когда нужно выбрать между честью или бесчестием среди круговорота грязи, Алеша остался незапачканным. Такие же подонки, что преследовали нынче меня, просто испугались того приговора, который судья Холкин должен был вынести на следующий день их подельникам. Они испугались его . Потому что знали – денег он не возьмет, и договориться с ним невозможно. И судья умер.

На его невысоком могильном камне будет начертано:

« Чем ночь темней, тем звезды ярче»…

Рольф опять «бичует». Еще в поезде я купил терновскую газетку – нужно было чем-то отвлечься от мыслей и голодных глаз пса. На третьей странице я нашел чудное объявление: «Приму на содержание собаку от суток до месяца». Сразу после прибытия на вокзал мы совершили к огромной радости овчарки небольшой марш-бросок в сторону указанного в газете адреса. Вряд ли кто ожидает от меня подобной дерзости – при сложившихся обстоятельствах прибыть в родной город с собакой, которую разыскивают все, от бандитов до милиции. Но осторожность не помешает. Говоря – «от бандитов до милиции», в данном случае я имею в виду лишь категорию бандитов. Потому что бритоголовый бандюган в городе Новосибирске с сочащейся изо рта кровью не стал бы называть фамилию опера из «убойного» отдела лишь по причине сотрясения мозга. Как бы то ни было, до адреса мы добрались незамеченными.

Я так думал…

Вручив миловидной сорокалетней женщине пятьсот рублей и поводок, я постарался побыстрее покинуть ее частные владения. «Побыстрее», потому что по бегающим глазам хитрого пса понял, что сейчас произойдет сценка из известного рассказа О'Генри «Вождь краснокожих»: «Сколько вы сможете его удержать? – Думаю, минут на пятнадцать меня хватит. – Успеем добежать до канадской границы». Под рев просекшего тему Рольфа я выбежал за ограду частного дома.

Теперь – Саша Земцов. Риск огромен. Изменился ли он с тех пор, когда мы виделись в последний раз? В любом случае я полагаю так – если он за сорок два года жизни не сумел стать подлецом, то вряд ли это у него получилось за один год. Кажется, именно столько мы не виделись.

Я позвонил ему и «набил стрелку» на старом месте – в парке, около фонтана. Сам фонтан не брызгал, дай бог памяти, вот уже лет пятнадцать, но его «Писающий мальчик» посреди бетонной окружности по-прежнему не менял позы. Там мы встречались с Земцовым еще в те времена, когда я не восседал в зале суда, а следачествовал в прокуратуре. Земцов откликнулся, нисколько не удивившись. Словно ничего не происходило, либо он не был в курсе тех событий, что развернулись вокруг меня. Но старая лиса Земцов не из тех, кто упускает даже чей-то пук на другом конце города. Он знал все.

По старой привычке все перепроверять, ибо, говоря словами папаши Мюллера, в нашей жизни доверять нельзя никому, даже самому себе, я устроился в подъезде дома напротив фонтана. Если за полчаса до назначенного времени по парку разбредутся, как коровы, люди Земцова – можно уходить. В том, что я их просчитаю, я не сомневался. Я, извините, все-таки бывший «важняк». Уж кого-кого, а любого из оперов, которые сами себе кажутся невидимыми, я сумею просчитать в два счета.