Сергей Разбоев - Воспитанник Шао. Том 4. Праведный Дух Абсолюта

Чу покачал головою.

— Мыслят. А сколько в её, Мадам Мао, словах искренности? Она великий мастер слова и интриг на любом уровне, от кухни и кровати Мао до трибуны партии.

— Уважаемый Чу, а как бы встретиться, поговорить с её ближайшими советниками, соратниками?

— Они будут скромно и многозначительно молчать. Сейчас смелое и откровенное слово только у Председателя Мао, в некоторой степени премьера Хуа Гофэна и самой Мадам. Все остальные второстепенные и боязливые. Участь Дэна тому красноречивый и красочный пример. Всё, по-нашему, по традиционному, по-старокитайскому.

— А ведь и Дэн ещё недавно был премьером. Мао тасует карты, как хочет. Чем он определяется, с чего он исходит, выбирая новое лицо?

— Только сохранениями гарантий своей личной власти и безопасности. Как это делал неоднократно и постоянно сам, великий вождь и учитель всех народов и рабов, незабвенный товарищ Сталин. Это одинаковый почерк и тактика всех тиранов и деспотов, во всех веках.

— Неужели нет никого среди сторонников мадам, кто-бы не желал пооткровенничать. Парень с большими амбициями и далеко идущими планами?

— Надо подумать, присмотреться к ним. Сейчас у нас время есть. Некоторое время на политической сцене будет тихо. Спешить нам некуда, Председатель ещё далеко не мертвец. За компанию с собой, на тот свет, он может много народу потянуть.

— А нам надо Динстона снова посылать на глубокие, откровенные беседы с Мадам. Даже не могу предсказать, что и как, и к чему сведёт очередной разговор полковник. Недавно он побыл на Мальте. Что ему там вбили в голову? Сейчас он почему-то стал оперативно не предсказуем. Надо ему под зад добавить, чтобы голова не пылила.

— А ведь он знал, что сам записывает свой разговор.

— Вот-вот.

— Наверное, для собственных мемуаров готовит записи?

— И это может быть. Но это вторично. Сначала он должен задание выполнить.

— Время есть. Он не торопится. И здесь он может быть где-то и прав. Иначе второй раз Мадам с ним не встретится.

— Значит, пока мне не стоит лететь в Центр.

— Скорей всего, да. Может вам лучше с Дэном встретиться?

— Не надо его подставлять. Лучше генерал Чан с ним поговорит. Хорошо, господа генералы, пора, разъезжаемся. Удачи вам.

— И вам, сэр.

Председатель Мао, солидно, красочно, внушительно стоял в позе Наполеона Бонапарта у красной драпированной стены, придирчиво разглядывал свой новый огромный портрет, и непривычно, благожелательно для себя посматривал на свою, всем скандально известную, третью или четвёртую жену Цзян Цин. Но брови его периодически круто сдвигались к переносице и отходили назад.

— Молодец. По сволочному, но всё же ты молодец. А я и не догадывался, что ты можешь так, по-государственному, глобально мыслить. Пойми, в этой стране мимо меня, без моего разрешения, муха не летает, и твой разговор с американцами, это всё при мне. Но ты молодец. Удивила. Мне приятно. Не обижайся, но я лично тобой рад. Ты поднялась выше Дэна: ты его перепрыгнула. Молодец. Ты мне постоянно втюхивала, что Дэн ломит за капитализм, но ты не менее скрытая капиталистка, чем сам первый буржуин Дэн. Я тебя готов слушать, моя дорогая, долго и с терпением, с большим пониманием, моя возлюбленная.

— Ой, ой, мой глубоко возлюбленный, дражайший великий муж и супруг; ты лучше меня понимаешь, что без тебя я никто. Меня убьют на второй день после твоей смерти. Поэтому мне и приходится думать глубоко по-государственному, высоко и глобально. Не думай, что твои эти все Хуа Гофэны, Дэны и прочие, готовы держать твой курс после тебя. Это вопрос не твой, не мой, а самой страны. Была бы я простой кухаркой, я и не думала бы об этом. Но волею судьбы и лично тобой, я поднята на государственный уровень. Поэтому я и думаю по-государственному.

— Всё мне это понятно и приятно. Но, разговор не об этом. Разговор о власти. Ещё раз говорю с полной ответственностью: о власти. Ты мне сама говорила, что власть — это рабовладение. Рабовладение — это абсолютная власть над народом и холуями, которые держат этот народ в рабах. Поэтому, вбей себе в голову: пока ты держишь всех под контролем, ты правитель. Как только ты упустила вожжи, ты труп, не только физический, но политический, общественный, моральный, исторический. Ты никто и только презрение к твоей памяти остаётся в памяти народа. Можно много говорить и болтать на эту тему. Но, если ты хочешь стать правителем, откинь совесть, откинь правила и играй, как ты считаешь нужным. Тогда ты правитель. Иначе ты никто.