Сергей Зверев - Принцип мести

– Целуя даме руку, не прожгите галстук сигаретой.

Она не остановила, не окликнула меня, когда я уходил, будто чувствуя, как велика, как огромна и необорима моя ненависть к себе и как бессмысленно все, что есть и будет.

Сидя в келье, я со всевозрастающим недоумением читал Лосского. Чрезмерную любовь к себе он называет основным нравственным злом. Все остальные виды зла суть следствие.

Но этот мир создан не для святых. Святость невозможна в этом мире.

Лосский утверждает: «Свобода деятелей как существенное условие возможности любви, а следовательно, и совершенства божественной полноты бытия есть вместе с тем и условие возможности зла в мире». Но, как мне кажется, свобода есть не столько условие возможности любви, сколько причина неизбежности зла. А божественная полнота, увы, недостижима. Как и сама любовь, к которой каждый из нас в разной степени стремится.

Захлопнув книгу, я поймал себя на мысли, что все это лишь ширма, самообман. Мне надо было забыться, загнать свою боль в тупик и там ее похоронить со всеми возможными почестями. Мои псевдопостроения сводились к отрицанию всего и вся; если любовь невозможна, то моя боль нечто иное, как самовнушение. Ее попросту не существует.

Но что же тогда гложет меня, какой нестерпимый огонь жжет грудь?

Прошло уже десять дней с тех пор, как я вернулся в Россию и вместе с Садовским поселился в пристрое к храму, в котором Игнатий служил протоиереем. Он был единственным из нас, кто имел постоянную работу, семью и дом, какие-то обязанности, планы на будущее. Я же, как и мой друг, пребывал в состоянии частичного анабиоза, в ожидании каких-то перемен, смутно надеясь на что-то лучшее. За время нашего отсутствия многое изменилось: после окончания крупномасштабных боевых действий постепенно стала налаживаться жизнь на Северном Кавказе, по слухам, близким к непроверенным, заработала наконец отечественная экономика и начался новый крестовый поход против преступности – впервые был уличен в коррупции и предан суду крупный государственный деятель, что вселяло осторожный оптимизм. Впрочем, общая тенденция развития России, наметившаяся еще в девятнадцатом веке – от лишнего человека к лишней стране – по-прежнему сохранялась, несмотря на уверения астрологов и ясновидцев в том, что аура у нее положительная.

Целыми днями мы с Садовским валялись на узких монашеских лежанках у себя в келье, читая всевозможную литературу из библиотеки храма. Товарищи из ФСБ поддерживали с нами телефонную связь. Смысл нашего усиленного ничегонеделания сводился к тому, чтобы принудить Богуславского к активным действиям. Руководитель операции «Иравади», фээсбэшник по имени Олег, выдал нам два «ствола» и приказал бдить. Тактика выжидания пока не оправдывала себя. Мы уже созрели для настоящего дела. Богуславский стал для нас идеей-фикс: не «завалив» его, мы не могли рассчитывать на защиту ФСБ от заказавшей нас вайнахской группировки и уж тем более не смели мечтать о возвращении к нормальной жизни. По этой же причине мне не хотелось вспоминать о своей жене и дочке: чтобы не навлечь на них беды, я вынужден был отказаться даже от самой мысли о встрече с ними.

Был ничем не примечательный серый июльский день с нудным моросящим дождиком и изнуряющей духотой. Садовский читал Достоевского, я смотрел в окно.

– Посмотри, что пишет Федор Михайлович, – сказал он. – «Красота это страшная вещь, здесь Бог с дьяволом борется».

Я сразу подумал о Миледи.

– Как говорил Сергей Булгаков, эдемская красота в царстве «князя мира сего» есть до известной степени хищение или подделка, и потому она жалит, как змея, и губит сладко своей отравой.

– Чьей красотой ты ужален? – спросил Садовский, откладывая в сторону том Достоевского.

– Ты ее не знаешь.

– Это началось после нашего отъезда из города-героя Пьи? – допытывался он.

– Да. Я виделся с ней.

– А я чуть не женился. Три раза собирался. Или четыре. Причем на одной и той же девушке. Она успела побывать замужем и родить дочь. Теперь она далеко. А я еще дальше. Грустная история.

Видя, что я не слишком охотно поддерживаю этот разговор, он сменил тему.

– Недавно мне на глаза попалась одна газетенка. Там пишут о каком-то Льве Баянове, который якобы с потрохами продался Богуславскому и теперь представляет его интересы в Госдуме.

– Я хорошо знаю этого деятеля. Работал у него когда-то начальником службы безопасности. Хорошим был парнем. Но недолго.