Сергей Зверев - Разбой в крови у нас

– Это будет замечательно! Матушка, давай так и сделаем? – обрадовалась Катерина и потянулась к чашке с горячим чаем. – Сколько дней будет длиться наш путь до Казани?

Ответил ей снова Григорий:

– Дня три-четыре. О прошлом годе я до Сарапула добирался, так пару дней плыл.

– Много же ты успел повидать, а я вот на пароходах этих и не бывал… – с легкой завистью пробормотал Захар.

– Ну вот и посмотришь на диковину, – подливая еще чаю, улыбнулся в бороду паломник.

Никто из сидящих за столом не завел разговор о Вострогове, минуя эту неприятную тему. А Анастасия Леонтьевна старалась о нем даже не думать, потому как не знала, огорчается она тому, что случилось со Станиславом Сергеевичем, или больше радуется. Однако она совершенно точно умирала с голоду после своего вынужденного суточного поста и потому с удовольствием пробовала предложенные к чаю баранки.

– Матушка, – прервал затянувшееся молчание Григорий, – ты уж нынче возражать не станешь, коли я за твою дочь помолюсь, чтобы господь ее исцелил?

– И что, по твоей молитве сбудется? – скептически, но теперь уже доброжелательно улыбнулась вдова.

– От одной молитвы она, может, и не излечится, но уж боль-то на этот раз совсем отпустит и будет ей облегчение.

Катерина не отрывала взволнованного взгляда от матери, ожидая ее решения, и Анастасия Леонтьевна сдалась.

– Помолись, Григорий. В молитве вреда нет.

– Тебе что-нибудь нужно будет для этого? – тут же подскакивая и забывая о чаепитии, заволновалась Катерина.

– А что может быть нужно для молитвы, милая? – удивился крестьянин и неспешно поднялся. – Вот только сядем рядком, дай я на тебя посмотрю.

Григорий без всякой опаски опустился на шелковую в голубых цветах обивку хозяйского дивана и похлопал широкой ладонью рядом с собой, приглашая девушку сесть.

Катерина бросила на мать короткий взгляд и поспешила опуститься рядом. Паломник взял ее за обе руки и заглянул в глаза. Некоторое время они сидели молча напротив друг друга, а потом он заговорил с Катериной тихо и успокаивающе:

– Твоя боль будто вода в стоячем пруду – отвори ей проход, и утечет вся, не оставив следа. Даже помнить об этом будешь недолго…

Катерина, до этого лишь немного испуганно глядевшая в глаза Григория, вдруг часто заморгала и взволнованно вздохнула. Не отнимая рук у паломника, она нашла взглядом мать и радостно воскликнула:

– Прошло! Отпустило совсем, ей-богу!

– Неужто вышло? – обрадовался Захар, вскакивая из-за стола.

Анастасия Леонтьевна тоже поддалась всеобщему настроению. Морщинка между ее бровями разгладилась, и вдова заохала, радуясь «чуду».

Григорий, кажется, довольный результатом не меньше Катерины, без лишних церемоний обнял девушку и звонко поцеловал в щеку. Катерина смущенно рассмеялась, и вдова поспешила вклиниться между ними, однако шум поднимать не стала. Она чувствовала, что Распутин не вкладывал в этот жест ничего, кроме безыскусного деревенского участия.

Однако радость Анастасии Леонтьевны омрачили слова паломника:

– Сейчас-то боль ушла, но как настанет следующий черед ей пострадать, она вернется, даже если и не такая лютая, как прежде. Если бы я мог помолиться с ней еще несколько раз, господь, возможно, совсем ее помилует, и боли не вернутся…

– Ты наверное знаешь или гадаешь? – нахмурился Захар.

– Наверное лишь бог знает, а я только чую, что может быть, а что – нет.

– Ты можешь молиться с ней на пароходе, пока мы не прибудем в Казань, – предложила вдова.

– Не получится так, матушка, – покачал головой Григорий. – Нужно будет дождаться следующего приступа, иначе не понять, что получается.

Повисла неловкая пауза, сменившая радостное оживление. Анастасия Леонтьевна поднесла к губам чашку, но чай в ней уже остыл. Катерина тоже вернулась к столу и села, как раз когда в гостиную наконец вошел хозяин.

Гордецкий выглядел уставшим, но довольным.

– Что случилось, доктор? Как ваш пациент? – первой задала вопрос Катерина.

– Ему лучше. Для того чтобы снизить давление внутри, пришлось сделать отверстие в черепе. Теперь ему предстоит долгий период лечения. Но я надеюсь, что операция не нанесла тяжелых повреждений.

Последнюю фразу Гордецкий произнес не без гордости.

– Доктор, мы все знаем, что этот человек может быть опасен. И во избежание дальнейших бед мы хотим передать вам несколько сделанных им снимков, – Анастасия Леонтьевна забрала у дочери тонкую стопку из пяти-шести светописных картонок. – На этих изображениях запечатлена одна из его жен. Он заставил ее позировать вместе с телом их мертворожденного младенца. На обороте есть подписи его собственной рукой. Делайте с ними все, что посчитаете нужным.