Сергей Зверев - Разбой в крови у нас

А при виде Распутина девицы оживились и зашушукались. Когда паломник снова выбрал Агафью и хотел уйти с ней, как и вчера, к хозяйке подскочили две другие девицы. Засовывая ей в руки деньги, они стали упрашивать ее отпустить их на часок с Григорием и клятвенно обещали вернуться.

Хозяйка принялась ругаться на чем свет стоит, а смуглянка, хихикая, потащила Захара наверх, в свою каморку.

– Чего это они, совсем одурели? – не удержался от вопроса изумленный ямщик.

– Ну и приятель у тебя! – улыбнулась девка.

– Да что там случилось-то? – не на шутку заинтересовался молодой человек.

– Хочешь поболтать? Твои деньги – твое дело… Нам вчера Агафья понарассказала… Эти две дурищи даже сами поглядеть захотели, – снова захихикала смуглянка. Видя, что Захар заглотил наживку и готов выслушать ее рассказ, она начала: – В общем, пришла наша Агафья с твоим другом в баню, а он ей и говорит – раздевай, мол, меня. Ну, дело обычное. Поскидывала она его барахло и за свое принялась. А он «не надо», говорит, «я сам». Такое тоже бывает, да и что Агафье-то возражать? Вот разделись они догола, и видит она, что он уж готов. Хочет ублажить, как положено, а он ей: «Иди воды набери». Ну, набрала, пришла, села рядом и уж думает: «Намучаюсь я с ним». А он ее за руку хвать, в глаза заглянул своими глазищами страшными и давай ей про нее рассказывать. Говорит, до самого донышка в ее душу заглянул, все распознал, даже то, что сама себе не сказывает! Страшно ей стало, а пуще всего больно от правды-то. Ну, и разревелась наша Агафья в три ручья. Тогда твой приятель взял да целый таз воды студеной на нее и вылил! А потом давай обнимать, целовать да ласкать. Тут уж Агафья совсем ум потеряла, а ведь и не думала, что такое с мужиком будет! Мы б, может, и не поверили, да она как пришла – сразу видно по ней – глаза блестят, вся аж похорошела. Говорит, уйти отсюда хочет…

Захар заметил, что последние слова смуглянка сопроводила горькой усмешкой.

– Думаешь, не уйдет?

– Ни разу не слышала, чтобы это дело хорошо кончилось, – покачала головой девица. – Куда с желтым билетом идти-то? Он же вместо пачпорта – все знать будут, коситься да плеваться.

– Послушай, – осторожно спросил Захар. – А тот тип, что у Агафьи вчера до Гришки был, кто таков? Рожа мне его знакома, да вспомнить не могу…

– Да заходил он сюда раз пять, – задумалась смуглянка. – Вроде торговец какой-то. Говорил, ждет здесь своих друзей откуда-то из Верхотурья. При деньгах, но прижимистый.

– А кого ждал, не сказывал? – внутренне похолодев, задал следующий вопрос Захар.

– Нет, не из болтливых он. Что, хочешь все свое время лясы проточить? – надула губки смуглянка.

В ответ на это Захар дернул ее за пояс и сам опустился на скрипучую кровать.

Почтовая карета тряслась по кочкам и ухабам уходящего от Перми тракта. На дороге пыль стояла столбом – обозы, брички и повозки тянулись от города вереницей. Подпрыгивая на очередной кочке и чихая от пыли, Анастасия Леонтьевна с тревогой поглядывала на дочь.

Катерина переносила такую перемену экипажа плохо. Она то и дело выглядывала из окна, подставляя лицо ветру, но он, насыщенный пылью, не освежал. Девушка бледнела и покрывалась испариной. Вдовица хорошо знала эти признаки и понимала, что далеко они так не уедут. Место в карете было уже оплачено, деньги почти кончились, но здоровье единственной дочери было для нее важнее всего.

Башмакова заранее начала прикидывать, что можно будет предпринять, когда Катюше действительно станет плохо. Продолжать путешествие в таких условиях ее мать бы не решилась. Так что у ближайшего населенного пункта лучше всего выйти из кареты.

Нужно будет еще раз отправить телеграммы в Казань и ждать ответа. На несколько дней в гостинице им еще хватит денег…

– Чья это земля, голубчик, там впереди? – спросила у кучера вдовица.

На горизонте виднелись пашни, на которых уже показались первые всходы, а за ними и село с церковкой. Катюша уже кусала губы и, привалившись к стене кареты, закрыла глаза. Нужно было спешить.

– Это-то? Это Вострогова. Большой барин – в самом Петербурге служил по молодости лет. А теперь один тут бобыль бобылем, – неодобрительно покачал головой кучер.

– Что – людей чурается, нелюдим? – думая о своем деле, продолжила расспросы Анастасия Леонтьевна.

– Да не то чтобы… С людьми милостив – откупаться не мешает, но народ его не шибко любит. Говорят, себе на уме, законы выдумал, и те, кто у него на землях живут, должны их соблюдать. А то он их земским судом и на поселение…