Сергей Зверев - Ярость неба

– И куда они уйдут? В сторону полуразрушенной военной базы Карабаши?

– Я думаю, что нет. Мне кажется, что этот отряд имеет перед собой какую-то иную цель. Недаром их обстреляли на том участке северного шоссе, которое максимально удалено от поворота на трабзонскую трассу и, соответственно, от шоссе, ведущего к Карабаши.

Макферсон поглядел куда-то вверх, словно старался оценить степень белизны потолка в своем кабинете, потом сказал, повернувшись к собеседнику:

– Спелеологи. Вот кто вам нужен, Козловски.

– Я уже об этом думал, сэр, – кивнул полковник. – Но совершенно не представляю, где мы будем их искать. Никаких научных центров здесь нет. Ближайшие, я думаю, только в Стамбуле.

– В Трабзоне есть музеи. Обратитесь туда. Вам должны выделить специалистов. Или по крайней мере подробные карты горного массива. Пусть они покажут вам оптимальный маршрут выхода. На поверхности у выходов расставьте усиленные группы спецназа. Не так уж и длинны эти карстовые колодцы. Я так думаю...

Полковник Козловски вынужден был признать, что сейчас это единственный способ построить грамотную систему поиска диверсионной группы. Через час на его столе лежала подробная карта горного массива с карстовыми полостями, а еще через час военный вертолет спешно доставил на базу двух специалистов из краеведческого музея. После короткого разговора полковник знал, что дальше делать. По северной границе скального массива находились только два удобных выхода на поверхность. Они были плотно блокированы спецназом. А с южной, восточной и западной стороны подходящих расщелин не было. Там решили не помещать дозорных групп.

Борец умер в четыре часа утра.

Он впал в беспамятство, метался в горячем бреду, произнося отрывочные фразы, имена, названия улиц. Жизнь уходила из него толчками, как кровь из открытой раны.

– Мама, мамочка... Прости меня. Зоя, Зоя, где ты? Ты помнишь, как мы? На Филипповской? Угол Луначарского и Горького... Федотов... Федотов плохой. Не говори. Он врет. Мама! Куда я ухожу? На рынке уже ничего нет. Картошку не купил...

Оксана неотлучно находилась рядом с раненым, вытирала ему пот со лба, говорила успокаивающие слова. Ястреб и другие «спецы» сидели полукругом, безмолвные и подавленные. Идти сейчас не было возможности. Дьяк, не говоря ни слова, протянул командиру план пещеры, который сам набросал от руки. На бумаге он схематично изобразил путь отхода. В глубине прерывистая пунктирная линия обрывалась, упираясь в тупик.

– А дальше? – Ястреб кивнул на оборванную линию.

– Там глухо. Непроходимый массив. Но рядом есть вроде просвет. Времени было мало. Поэтому нам пришлось возвращаться. Я думаю, что километра два в сторону моря мы вполне осилим, командир. Карстовые пустоты идут именно в этом направлении.

Ястреб молча кивнул, тем самым одобряя направление дальнейшего маршрута. И тут же резко поднял вверх руку.

Потому что заметил такую деталь, которая ускользнула даже от взгляда внимательного Дьяка. Как раз в нескольких десятках метров от тупика в стене карстового колодца открылся выход. Он был изображен на большой карте из компьютерного набора Ястреба.

– Похоже, там мы можем ускользнуть. По крайней мере, шанс такой есть. Вряд ли натовцы догадались за ночь оцепить весь этот массив. Будем работать при дневном свете. Сейчас нам все равно некуда идти.

Спецы кивнули. И одновременно взглянули на Оксану, которая вдруг резко вскочила с места, сделала шаг вперед:

– Он не дышит...

Все молча поднялись, стянули береты, опустили головы. Морячков Степан Андреевич с позывным Борец был им всем знаком меньше двух недель. Но за это время успел стать своим, братом по оружию. Они ощущали сейчас тяжелое чувство потери близкого человека, когда на душе становится пусто и безжизненно, как на поверхности Луны. На короткое время забылось все: экстремальное положение, в которое попала группа, задание, имеющее такое чрезвычайное значение для Генштаба, даже собственная судьба, балансирующая на тонкой проволоке над пропастью десятков опасностей диверсионного рейда...

Только что умер их боевой товарищ. Умер нелепой смертью, в самом начале операции, при роковом стечении обстоятельств. Предугадать их был не в состоянии никто. Пулеметная очередь, перечеркнувшая жизнь Борца, с такой же вероятностью могла попасть в каждого из них. Но судьба выбрала его. И теперь все бойцы отряда Ястреба испытывали еще одно чувство. Чувство того, что отныне будут жить в кредит, отрабатывая свой долг перед тем, кто ушел первым, будто бы заслонив всех остальных от прицельных попаданий судьбы. Борец боролся до последнего. Теперь они должны сделать то же самое...