Сергей Зверев - Ярость неба

В бараке, где поселился Родных, властвует Чухонец – крепкий тридцатилетний бандит с тупым лицом, звериной жестокостью и самыми примитивными представлениями о жизни. Чухонец сел на пятнадцать лет, как главарь вооруженной банды рэкетиров, на счету которой числилось семь трупов. Все они были жертвами вымогательств.

Чухонец терпеть не может бывшего спецназовца, которого тут прозвали Десантом. Впрочем, какой же лидер смирится с существованием в своей вотчине сильного независимого человека, потенциального конкурента? А если этот конкурент отказывается признавать все тюремное общежитие, на сегодняшний день лишенное даже призрачного подобия воровского закона? Тогда такой человек вдвойне опасен.

С первого же дня, когда Родных только появился в бараке, где властвовал Чухонец, десантника постарались сломать. Но он не купился на примитивные уловки, сразу же продемонстрировал несколько крутых приемов, чуть не забив на месте одного из подчиненных Чухонца. Это подействовало. От него отстали. И Родных сохранил полную независимость. Благо на зонах такой стиль поведения вполне приемлем – была раньше даже такая (правда, весьма редкая) масть – «один на льдине».

Родных прилежно соблюдает правила этой масти: ни с кем почти не общается, не играет в карты, зато выполняет свою работу (а валить лес – это не пол подметать) очень качественно – так, что их бригаде проставляют зачеты в основном благодаря Десанту. Зэки его уважают. Кажется, так можно существовать и дальше. Одно плохо. Чухонец – человек мстительный. Он затаил ненависть и при первой возможности попытается свалить ненавистного Десанта...

То утро начинается как обычно. Зэков выводят на утренний шмон. Потом строем они идут на завтрак. Столовая здесь – гордость начальника лагеря. Построена всего три года назад, стены еще блестят лакированным деревом, на светлом линолеуме можно даже поскользнуться – так его вымывает кухонная бригада. Трапеза проходит очень быстро – голодные зэки едят стремительно, тем более что в зимние дни нужно по максимуму снабдить организм калориями.

Строем отряд возвращается обратно. Когда все курят у барака, вдали появляется фигура бегущего «шныря». Он приближается к Чухонцу, передает ему новую информацию. Чухонец внимательно слушает, поворачивает голову в сторону Десанта. Тот сидит, как и другие, на корточках, спокойно курит. Но проходит всего лишь пара минут – мгновенно, как электрический ток, распространяется лагерная «почта», – и на него нацеливаются несколько десятков пар зэковских глаз. И вот уже бежит гонец в барак к смотрящему – оповестить блатаря сейчас надо обязательно. Это понимает даже такой отморозок, как Чухонец.

Дело может показаться неосведомленному человеку совершенно пустяковым. Подумаешь, экая беда – приехали на зону какие-то «мутные люди» – то ли из Конторы, то ли из Минюста, не разберешь, – и требуют к себе для серьезного разговора не кого-нибудь, а Десанта. Да не просто так – есть распоряжение «кума» снять Десанта со всех работ на два дня. Что же это значит? Только одно – может разъяснить постороннему Чухонец: стучал конкретно Десант, вот к нему на выручку и явились «мутные люди». Переведут на УДО – условно-досрочное, а там вообще могут амнистировать (хотя прекрасно знает Чухонец, что по таким статьям, как у Десанта, на УДО не переводят, а тем более амнистию не объявляют). Но сейчас главное – быстро оповестить весь лагерь о произошедших событиях, а там видно будет. Чухонцу представляется редкий случай «чисто конкретно» отомстить ненавистному Десанту, который позволил себе жить чересчур самостоятельно. Мы, мол, из-под тебя вышибем льдину, одиночка!

Спустя десять минут весточку получает Трифон. В это время он сидит у себя в каптерке, курит «Cаmеl» и смотрит по маленькому телевизору какой-то местный телеканал – все прочие здесь очень плохо показывают.

Новость для него не является неожиданной. Он уже осведомлен, что в лагерь пожаловали «мутные люди» из Москвы. И знает уже, что никакой это не Минюст и даже не ФСБ. Какие-то очень крутые «спецы». Откуда они – даже Трифону пока неизвестно.

Он давно обратил внимание на Десанта. Знаком с его историей, составил о ней свое мнение, в глубине души даже уважает этого вояку. Трифону самому не по душе кавказцы, даже здесь, на зоне, есть один «черный барак», куда определили несколько десятков кавказцев. Но воля есть воля, Чечня есть Чечня, «строгач» есть «строгач»...