Давид Гроссман - Кто-то,с кем можно бежать

Динка была менее уверена в себе здесь. Она убегала и возвращалась, бегала большими кругами, которые казались ему случайными и сомнительными. Останавливалась на мгновение, растерянно обнюхивала все четыре стороны света и не могла решить, куда идти. Один раз радостно бросилась в сторону песчаного холма, покрытого кустами и всяким хламом, но, достигнув вершины холма, удивлённо остановилась, посмотрела направо, налево и медленно вернулась к Асафу, виляя опущенным хвостом.

В одном месте тропинку преграждала груда камней. Асаф спрятал велосипед за кустом, прикрыв его большим картонным ящиком, который нашёл тут же. Он взобрался на груду камней, пересёк лужок, густо заросший такими высокими кустами фенхеля, что Асаф и сам почти исчез в них, а Динка была только бегущей линией, разделяющей кусты. Потом лужок закончился, и он оказался перед развалинами домов.

Они были выстроены из больших тяжёлых камней, и из их стен обильно росли дикие кусты. Асаф шёл в тишине. Было слышно только щебетанье птиц. Из-под ног выпрыгивали кузнечики. Он поднимался и спускался по маленьким затейливым лестничным пролётам, связывающим дома между собой, и заглядывал внутрь домов. Это была, скорее всего, заброшенная арабская деревня, жители которой убежали во время войны за независимость (по словам Носорога), или были жестоко изгнаны (Рели). Комнаты в домах были пустыми, прохладными и затенёнными, и в них – горы мусора и кала. В потолке каждой комнаты было пробито отверстие, и ещё одно большое отверстие – в полу. Асаф заглянул и увидел внизу ещё одну комнату, может быть, резервуар для воды.

Он шёл по деревне призраков, будто на цыпочках, с лёгким почтением. Когда-то здесь были люди, думал он. Здесь, по этой тропинке, они ходили и разговаривали, их дети бегали и играли, и они не представляли себе, что мир так обрушится на них. Асаф всегда избегал углубляться в такие мысли, может быть, потому что всегда, когда дело касалось политики, в его голове начинался концерт бесконечных споров между Носорогом и Рели; и здесь они тоже моментально появились, энергично споря. Рели цедила сквозь зубы, что каждая такая заброшенная деревня – это открытая рана в сердце израильского общества, а Носорог терпеливо отвечал ей, что, если бы было наоборот, то так выглядел бы её дом, так что лучше? И, словно выражая обычный банальный вывод его мамы в завершение спора, над головой Асафа пролетел пёстрый и очень жирный голубь. Он опустился на перила балкона, висящего в воздухе в верхней части одинокой стены, за которой не было дома, и, когда его ноги коснулись перил, Асаф напрягся: казалось, что под его весом балкон должен рухнуть вместе со всей стеной.

"Фотоаппарат, - конечно, подумал он, - как я не подумал взять его сегодня с собой!"

Рядом с одной из развалин он увидел пару кроссовок, подвешенных за шнурки на каменный выступ. Поднялся по лестнице, заглянул внутрь и увидел двух спящих ребят.

Он тут же вышел. Постоял снаружи, поражённый: что они здесь делают? Как можно жить в такой грязи?

Он спустился на две ступеньки и поднялся на одну. Ему было немного страшно и неудобно подсматривать за их жизнью. Он снова остановился в дверях и увидел: двое очень худых ребят. Один закутан в грязное одеяло с белыми пятнами извести, другой почти голый. Спят на жёлтых поролоновых матрацах, обгорелых и покрытых сажей по краям. Валялись пустые бутылки из-под водки "Стопка", и везде были мухи. Десятки. Воздух был наполнен жужжанием. Посреди комнаты, поверх большого отверстия, кто-то положил перевёрнутую железную кровать, очевидно, чтобы не упасть в яму с водой внизу.

Ребята спали с двух сторон от отверстия, прижавшись к стенкам, на первый взгляд они показались ему моложе него как минимум на три года. Он подумал: не может быть, чтобы дети так жили.

Он опять собрался уходить. Не мог этого выдержать. И, кроме того – чем он может им помочь? Повернувшись, он наступил на лежащую там жестяную миску и перевернул её. Перепрыгнул через миску и уронил железную вешалку с окна. Эта цепь мелких оплошностей подняла большой шум. Мальчик, который спал ближе к двери, медленно открыл глаза. Он увидел Асафа и снова зажмурился. Потом с большим усилием опять открыл глаза, сунул руку под матрац и вынул нож.

- Что ты хочешь.

Голос был детский. Он говорил медленно, слабо, с русским акцентом. В конце его вопроса не было вопросительного знака. Он даже не поднялся.

- Я ничего не хочу.

Молчание. Мальчик лежал на спине. Его обнажённая грудь была белой и гладкой. Он смотрел на Асафа без выражения, без страха, без надежды.