Давид Гроссман - Кто-то,с кем можно бежать

– Спасибо, Лея, – ей нельзя было даже думать об этом, соблазн был велик.

– Есть люди, которые только и ждут, что я у них о чём-то попрошу, – подавленно сказала Лея, глядя в пол.

Тамар обняла её, доставая ей до груди, прижалась.

– Какое огромное у тебя сердце, – сказала тихо.

– Да? – спросила Лея сдавленным голосом. – Жаль только, что сисек почти нет. – Она обняла, обвила руками маленькое худое тело. С жалостью потрогала выступающие лопатки. Они долго стояли обнявшись. Тамар думала, что это её последнее объятие перед дорогой, и Лея почувствовала это или догадалась и постаралась всеми силами, чтобы это было самое лучшее и большое объятие, материнское и даже отцовское.

– Ты только береги себя, – беззвучно проговорила Лея над головой Тамар, – там, уж я-то знаю, некому будет тебя беречь.

Не доходя до центральной улицы, Тамар остановилась. Из-за угла последнего в переулке дома окинула улицу испуганным, сомневающимся взглядом. Осматривала арену своих действий и не в силах была ступить на неё, как актриса или певица, которая за мгновение до начала премьеры смотрит со страхом через дырку в занавесе, гадая, что ждёт её сегодня перед ними.

И вдруг – одиночество, страх, жалость к себе – и вопреки всему, что так тщательно планировала в течение двух месяцев, с каким-то даже разочарованием в себе, села в автобус и как была, без волос, в лохмотьях, среди бела дня приехала и вошла во двор своего дома, молясь о том, чтобы никто из соседей не увидел, и чтобы садовница сегодня не работала, и понимала, что даже если увидят – не узнают.

Как только открыла ворота, почувствовала, что воздух вокруг неё нагревается и оживает в вихре, большой, жизнерадостный ком любви, покрытый золотистой шерстью, бросился к ней, большой, горячий и шершавый язык прошёлся по её лицу, минута удивления и лёгкого замешательства, но какое облегчение, чувство настоящего спасения: в мгновение ока собака узнала её запах, её суть.

– Пойдём, Динкуш, я не смогу пройти через это одна.

– Однажды , –начала Теодора голосом сказочницы, – давным-давно... – и рассмеялась, увидев удивление Асафа. Она уселась поудобнее, пососала дольку лимона, чтобы смочить горло, и тогда, не прерываясь, взволнованно жестикулируя, с блеском в глазах, рассказала ему свою историю, рассказ о ней и об острове Ликсос, и о Тамар.

...Однажды, примерно год назад, в одно из воскресений, в час её дневного отдыха Теодора вздрогнула всем телом, услышав мощный звук, взорвавшийся против её окна, который, постепенно очистившись от завываний и свиста, превратился в тёплый голос девушки, настойчиво зовущий её подойти к окну.

То есть, не её саму, а "уважаемого господина монаха, который живёт в башне".

Она поспешила встать, подошла к окну, увитому цветами бугенвилии, и увидела, что прямо за забором монастыря, во дворе школы стоит бочка. На бочке стояла маленькая девушка с буйными, спутанными чёрными волосами, которая держала в руке рупор и обращалась к ней.

– Дорогой монах, – вежливо сказала девушка и изумлённо замолчала, когда поняла, что маленькое лицо в окне – женское. – Дорогая монашка, – поправилась она, поколебавшись, – я хочу рассказать вам сказку, которую вы, наверно, знаете.

Тут Теодора вспомнила: именно эту девушку она видела неделю назад на верхушке своей прекрасной смоковницы. Она сидела верхом на одной из больших веток и записывала что-то в толстую тетрадь, незаметно поедая один плод за другим. И Теодора, давно готовая к этому, направила тогда на любительницу инжира рогатку, с помощью которой разгоняла вороватых птиц, и выстрелила в неё отшлифованной абрикосовой косточкой.

И попала. Была у неё минута гордости. Снова убедилась, что искусство попадания в цель не покинуло её с детских лет на острове, когда её с сёстрами посылали в виноградники подстерегать жадных ворон. Теодора услышала удивлённый вскрик девушки, которой косточка угодила в шею. Девушка прижала руку к больному месту, потеряла равновесие и начала падать ветка за веткой, пока не ударилась о землю. Теодора пережила тогда мгновения глубокого раскаяния. Она хотела броситься на помощь и от всего сердца извиниться, и попросить девушку и её друзей перестать, наконец, таскать её фрукты. Но, будучи пожизненно заключённой в доме, не двинулась с места и отбыла маленькое болезненное наказание, заставив себя наблюдать, как девушка, прихрамывая, поднимается с земли, бросает на неё жгучий взгляд, поворачивается к ней спиной, резко спускает штаны, и молниеносным движением, заставившим забиться сердце, показывает её свою попку.