Валерий Горшков - В рясе смертника

Повинуясь врожденному инстинкту самосохранения, я всем телом что было сил рванулся в сторону, последним усилием пытаясь высвободиться из цепких лап распявших меня на могильном надгробии боевиков Нессельроде, все еще не понимавших, что произошло, и тупо хлопавших глазами. Тщетно. Вцепившийся в жертву дрессированный бультерьер-убийца, а тем более целых четыре сразу ни за что не разожмут свои челюсти. Только если им прикажет хозяин…

И тут в который уже раз мне на помощь пришел сам Господь!

…Удар клинка, зажатого в падающей руке Воланда, пришелся в грудь – прямо в незаметный под рясой серебряный православный крест. Однажды, в камере маньяка Маховского, он уже спас меня от заточки!

Скользнув по кресту, ритуальное оружие выпало из разжавшихся мертвых пальцев сектанта на сырую кладбищенскую землю…

Зияющий пустыми глазницами череп, так и не напоенный жертвенной кровью, выпал из другой руки Самуэля и, как пустая консервная банка, покатился в сторону.

До собравшихся на кладбище сатанистов наконец-то стал доходить смысл происходящего. Но бежать, даже на автомобиле, было уже слишком поздно. Вторая снайперская пуля угодила точно в правый глаз держащего мою голову амбала. Отброшенный ударной силой, тот забулькал и повалился назад, раскинув руки в стороны…

Трое ошалевших громил, еще недавно похожих на автоматически выполняющих команды зомби, заполошно заорали и отпрыгнули в стороны с таким сайгачьим проворством, какого трудно было ожидать от этих неуклюжих с виду качков.

Впрочем, их можно было понять: две подряд снайперские пули со смещенным центром тяжести, которые на их глазах вошли между бровей лощеного брата Самуэля и коллеги-бройлера, залепив рожи подельников ошметками мозгов, заставят бежать без оглядки кого угодно!

Да только кто им, отморозкам, теперь позволит? Спецназ, как известно, на то и существует, чтобы всякий раз появляться внезапно и действовать с предельной жесткостью. Тем более в случае захвата всякой мрази, которую любой нормальный человек с ходу назовет отребьем рода человеческого. А если кто из сектантов рискнет оказать сопротивление, потянется за припасенным стволом, разговор у суровых мужиков в масках и камуфляже короткий. Одно движение указательного пальца, и собаке – собачья смерть…

– Внимание, вы, уроды!!! – прогремел, казалось, сразу со всех сторон утопавшего в промозглой ночи кладбища усиленный мегафоном грозный голос капитана Томанцева. В эту минуту он показался мне таким родным и близким, словно мы с оперативником были братьями.

– Здесь спецназ МВД! Всем оставаться на местах! В случае сопротивления или попытки к бегству огонь открывается без предупреждения! А тебя, Милевич, это особо касается, – после короткой паузы на полтона тише добавил из темноты опер. – Только пошевели грабкой, мразь поганая, и пиздец тебе!.. Впрочем… как хочешь…

Эмоции капитана явно били через край, иначе он публично не позволил бы себе матерщину. Впрочем, ситуация, что и говорить, соответствовала на все сто. Тут уже не до сантиментов и нормативной лексики…

– А ты, я гляжу, остроумный… мент, – с вызовом процедил Каллистрат, зыркая по сторонам в поисках предъявившего ультиматум Томанцева. Однако с места все-таки не сошел, прекрасно зная, что за этим последует. Не исключено, что бойцы спецназа именно попытки к бегству от него и ждали. Один выстрел и никакого суда, никакого адвоката, вообще никаких сложностей. Во времена тотальной «демократии» и свободы вероисповеданий спецназ только в одном случае может быть уверенным в неотвратимости наказания – если сам приведет приговор в исполнение. Думаю, чем больше будет помилований и смягчений приговоров, тем чаще задержание убийц и насильников будет заканчиваться «ликвидацией при попытке к бегству»…

– Ладно, ваша взяла, псы! – сплюнул под ноги оборотень. – Банкуйте…

…Я спихнул с себя на траву труп Воланда, скатился на землю с гранитной плиты Анне-Марии Гордон, лег на спину и, глядя на звезды, мерцающие в разрывах плывущих по ночному небу грозовых туч, сделал первый глубокий вдох. А затем, не шевелясь, лежал в таком положении целую вечность, совершенно не ощущая терзающей все тело боли и истово благодаря бога за чудо.

Лежал и с застывшей на лице улыбкой внимал одной из самых приятных, как мне тогда показалось, музыкальных мелодий среди всех, что мне приходилось когда-либо слышать…

Странное дело, до той минуты мне и в голову не могло прийти, что эта весьма своеобразная музыка, до зубного скрежета знакомая большинству питерских бандитов, музыка, звучащая в злачных местах моего любимого города едва ли не каждые день и ночь и всякий раз вызывающая у криминального люда легкий озноб, переходящий в судорожную икоту, – что это музыкальное сопровождение спектакля под названием «маски-шоу» когда-нибудь доставит мне такое удовольствие!