Антон Первушин - Охота на Герострата

— Спасибо тебе, — сказал я честно.

— Какие могут быть благодарности? — махнул рукой Герострат, поглядел с тоской в ближайший иллюминатор. — Идти надо, Боря, — прошептал он. — Пора, — и отбросил пистолет в сторону.

Теперь он был безоружен — третья удобная возможность, но, в конце концом, это могла быть и новая провокация. Все мои подозрения на счет того, что Герострат задумал очередной фокус, вернулись. Я снова не верил ему.

— Я сдаюсь! — крикнул Герострат в открытый люк.

— Выпусти Орлова, — загремел над полем усиленный мегафоном голос Хватова.

— Да здесь ваш Орлов. Чего ему сделается? Выйди, Боря, покажись друзьям.

И Герострат пропустил меня вперед. Я вышел, щурясь от яркого солнца.

— Иди!

Я двинулся вниз по трапу.

Они все еще стояли там: Хватов, Мартынов и двое чинов в гражданском.

Они меня ждали. И вот то, что они меня все-таки ждали, показалось мне самым невероятным из всего случившегося за этот день.

— Я сдаюсь! — закричал Герострат. — Гарантируйте мне безопасность!

— Выходи без оружия, с поднятыми руками! — Хватов тоже не верил Герострату, ждал подвоха.

Но Герострат стал спускаться вслед за мной, подняв раскрытые пустые ладони.

Мишка бросился ко мне, обнял за плечи:

— Борька, черт! — в глазах его стояли слезы. — Я уж не чаял.

— Ничего, ничего, — я аккуратно высвободился.

Со стороны аэропорта, газуя, подлетела волга. Бравые ребята выскочили из нее; один немедленно схватил Герострата за руку и ловко приковал ее к своей руке. Двое встали сзади и по бокам.

— Дело сделано, — широко улыбаясь, к нам шел Хватов. — Спасибо вам, Борис Анатольевич!

Я наблюдал, как Герострата уводят к машине. И вдруг волна черного панического ужаса перед ним самим, перед его могуществом, перед его способностью хладнокровно убивать разом вытеснила из меня все остальное: и мысль о том, что он добровольно сдался, и сочувствие к его боли, к его изломанной судьбе, и даже некие проблески благодарности за то, что он освободил меня от проклятья, от предателя, поселившегося у меня в голове.

— Мишка! — закричал я, срывая голос. — Ты же обещал, Мишка!

Мартынов обернулся, глядя на меня непонимающе.

Но зато прекрасно все понял за него Герострат. Он остановился у приоткрытой дверцы и сказал, посмотрев мне в глаза:

— НЕ ТОЛЬКО Я, НО ТЫ! — и добавил, обращаясь уже к подталкивающему его в спину конвоиру:

— ШАТОСТ ОЛИВА МОСТ!

Волна ужаса схлынула, передо мной снова был обыкновенный человек. Но жить этому человеку осталось чуть более секунды.

Лицо конвоира затвердело, глаза остекленели.

— Стойте! — успел только крикнуть я. — Остановите его!

Но конвоир быстрым движением вытащил пистолет и выстрелил Герострату в затылок. Герострата швырнуло на автомобиль; его кровь залила пыльные плиты аэродрома.

Николай Федорович Лаговский, предводитель Своры, был наконец мертв…

Мишка предложил подбросить меня до города. Я молча отмахнулся. Я не хотел Мартынова больше видеть.

Пешком я выбрался на Пулковское шоссе и зашагал к международному аэропорту. Скоро должен был сесть самолет из Парижа, в нем возвращалась домой Елена. Я вдруг понял, что если скоро не увижу ее, то что-то поломается в душе, рассыплется безвозвратно. И может быть, это последнее дорогое, что у меня еще осталось.

Я шел, меня обгоняли автомобили; пронеслась, завывая сиренами, вереница неотложек. А я шел, уходил от страшного места все дальше и дальше, думая, что никогда теперь даже после смерти Герострата, или в особенности после его смерти, не сумею убедить самого себя, что все наконец кончилось. Может быть, смерть Герострата — лишь преддверие, пролог к новому ужасу, что ждет нас всех впереди. Мир перевернулся, потерял отныне для меня опоры устойчивости. Я утратил все ценности, ради которых до сих пор жил, в которых видел смысл самой жизни. И что теперь дальше? ЧТО ДАЛЬШЕ?

Я шел и с какого-то момента мне вдруг стало казаться, что в сизой дымке смога, висящей в неподвижном воздухе над Санкт-Петербургом растут геометрически правильные, совершенные в своей законченности решетчатые конструкции — выше домов, самых высоких зданий города, протыкая острыми шпилями дымку смога — видение словно из фантастического фильма, видение будущего, которое в ненависти, в жестокости, в общей ограниченности прорастает из настоящего. И смерть Герострата ничего не решала, никак не могла замедлить их скорый рост. «Каждый пятый в стране — член Своры. И Свора растет.» Есть ли в мире сила, способная замедлить, остановить ее рост и рост психотронных башен, подчиняющих все и всех своей воле? Найдется ли такая сила, или будущее наше предрешено?..