Сергей Донской - Генеральские игры

Приподнявшись с места, Конягин навис над столом, ткнул пальцем в одну из фотографий и прокомментировал:

– Это он в Балашихинском учебном центре «Вымпел». Обрати внимание на его глаза. Так обычно хищник зыркает, а не человек, это я тебе как бывалый охотник говорю. Я как снимок увидел, так и решил: этот Хват нам однажды пригодится, еще тот зверюга. Зенки-то у него рысьи.

– Вот и запрягай его, своего человека с глазами рыси, – буркнул Завадский, отодвигая фотографии подальше. – А потом о его дальнейшей судьбе не забудь побеспокоиться. Меня больше в эти дела не впутывай. Я, Павлуша, рыбак, а не охотник. Меня Волга-матушка дожидается. Моя удочка торчком, девки падают ничком, хе-хе.

– Остался бы, Николай, – просительно прогудел Конягин. – Вместе оно как-то надежней.

– Ага, нашел дурака. – Завадский опять захихикал, грозя заместителю пальцем. – Знаешь, какие на Волге белорыбицы обитают? Возьмешь такую за жабры… у-у, ни в сказке сказать, ни пером описать. Титьки – двумя руками не обхватишь.

– У белорыбицы? – усомнился Конягин. – Титьки?

– Еще какие!

– Где это видано?

– Места надо знать, Павлуша, заповедные места. – Завадский встал, давая понять, что разговор закончен.

Он выглядел вполне беспечно, только подвижный бледный нос по-прежнему ходил ходуном, как у принюхивающейся крысы. Впрочем, негоже сравнивать русского генерала с каким-то там беспородным пасюком. У крыс не бывает лоснящихся щек бурячного цвета. И погоны они не носят, и спирт не употребляют, и штабами не командуют. Жрать да пакостить – вот их единственное призвание. Имеются в виду крысы. О генералах разговор особый.

– Ну? – Гелхаев вопросительно посмотрел на племянника, возникшего в дверях тренажерного зала.

По утрам здесь надлежало крутить педали бесколесного велосипеда и перебирать ногами на полосе беговой дорожки, не ведущей никуда. Гелхаев терпеть не мог физических упражнений, но заниматься спортом ему порекомендовали в президентской клинике, а разве можно не доверять тамошним врачам, берущим за прием четыреста долларов?

За право консультироваться у них пришлось выложить кругленькую сумму на закупку медицинского оборудования да еще заплатить за рекомендации двум заслуженным артистам и одному ничем не прославившемуся госчиновнику из Министерства культуры. Затраты того стоили. Теперь Гелхаев имел доступ в самую элитарную больницу столицы, поддерживал в организме витаминный баланс и начинал каждое утро в собственном тренажерном зале. А какой-то двоюродный племянник, седьмая вода на киселе, осмеливался прерывать процесс оздоровления организма. Мнил себя дядиным любимчиком. Хлопал своими телячьими глазищами и требовал к себе внимания.

– Ну! – раздраженно повторил Гелхаев, переставая вращать педали. Это емкое русское словечко постоянно звучало в доме, хотя общаться здесь было принято исключительно по-чеченски. Все, кому выпала честь обитать в стенах гелхаевского особняка, являлись выходцами из одной и той же маленькой, но очень независимой республики, где, как в Греции, было все… кроме денег. Их приходилось добывать в ненавистной России.

– Там тебя Ник дожидается, дядя, – развязно доложил Ильяс. – Говорит, дело срочное. Заводить его?

– Что за Ник? – вкрадчиво спросил Гелхаев, который, как глава тейпа, не мог допустить, чтобы его тревожили по пустякам.

Находись под ним горячий скакун, а не велотренажер, он бы обязательно привстал в стременах. За отсутствием таковых пришлось просто распрямиться, высвобождая из-под живота добрую половину ляжек. Знающие люди, завидя Гелхаева в столь воинственной позе, непременно рассыпались бы в тысячах извинений и поспешили удалиться, раболепно пятясь, но желторотый Ильяс продолжал как ни в чем не бывало:

– Никита Сундуков, лидер поп-группы «Тип-Топ», дядя. – Это было произнесено по-русски, поскольку фраза не переводилась на древний чеченский язык.

– Что еще за «топ-топ»? – поинтересовался Гелхаев, тяжело соскакивая на пол. Шелковая ткань спортивного костюма издала шуршание, напоминающее то, с каким подкрадывается к беспечной жертве преисполнившаяся ядом змея.

– У-у, их сейчас каждый знает, – воскликнул Ильяс, темпераментно всплеснув руками. – Они такие крутые, такие знаменитые. – Восхищенно поцокав языком, он добавил: – А Ник среди них самый крутой, самый знаменитый… Атыпад, полны атыпад!

Племянник продолжал тараторить по-русски, переиначивая отдельные слова на чеченский лад. При этом паршивец ухмылялся до ушей, чуть ли не подмигивая своему разгневанному дяде. Подобная вольность в обращении позволялась далеко не каждому. Во всяком случае, не сопливому юнцу, который пока что проедал больше, чем приносил в общий котел.