Сергей Донской - Генеральские игры

– Уберу, сестренка, – великодушно пообещал он. – Вечерком.

– Не вечерком, а утром. Причем сегодняшним, а не завтрашним. Не после дождичка в четверг, который является твоим любимым днем недели.

– Мой любимый день недели – воскресенье. Законный выходной, к твоему сведению. Имею я право отдохнуть?

– Нет, Мишенька, хорошего понемножку, – ответила Катя голосом учительницы, который подходил ей лучше любых других голосов. – Хватит здоровье гробить. – Она стояла посреди комнаты и, скрестив руки на груди, ждала, что брат скажет на ее слова. Что он посмеет возразить.

Хват прекрасно понял, о чем ведется речь, однако изобразил на небритом лице полнейшее непонимание:

– Вы о чем, сеньорита?

– О том, что твой загул закончен. Двухдневная пьянка каждый квартал – это еще терпимо, хотя лично мне такой график кажется чересчур интенсивным. – Катя прошлась по комнате, отфутболив мимоходом пустую водочную бутылку. – Но если ты намереваешься продолжать в том же духе, Михаил, то на мою помощь в дальнейшем можешь не рассчитывать. Сам стирай, сам убирай, сам готовь…

– Подобная жестокость граничит с деспотизмом, сеньорита, – возмутился Хват, натягивая штаны. – Ведь вам отлично известно, что ваш старший брат не приспособлен к ведению домашнего хозяйства.

– К чему он только приспособлен, хотелось бы мне знать? – Катя скептически прищурилась.

– Ну, есть много разных важных дел, которые по плечу только мужчинам. Вот, к примеру, пивком бы не мешало угоститься, дабы утро не казалось столь муторным.

– Пе-ре-бьешь-ся, – отчеканила Катя по слогам.

– Ты прямо как робот изъясняешься, – пожаловался Хват. – Даже интонации какие-то чужие. Нечеловеческие.

– На себя погляди, Терминатор. Не стыдно?

– Жу-жу-жу. Механическая пила.

– Алкоголик!

– Зануда!

– Жалкий бездельник, напрочь лишенный воли, чести и достоинства!

– А ты…

– А ты…

Они посмотрели друг другу в глаза и одновременно прыснули. Точь-в-точь как в детстве, когда оба были шаловливыми ребятишками, готовыми то сутки напролет проводить вместе, то ругаться и спорить до хрипоты. Теперь Кате было под тридцать, а Михаилу – уже за, так что они давно вышли из безмятежного детского возраста. Деревья не казались им большими, старики – такими уж мудрыми, а собственная жизнь – наполненной неповторимым смыслом. Это в детстве мы задыхаемся от восторга, пытаясь осознать себя и свое место в непостижимом мироздании. С годами воображение притупляется настолько, что можно часами пялиться в потолок, не видя там ничего, кроме побелки или обоев. В десятилетнем возрасте ты думаешь о вечности и бесконечности, а ближе к сорока – о том, что пора браться за ремонт… Или о том, как бы отвертеться от этого самого ремонта, если ты настоящий мужик.

Михаил Хват был мужчиной в полном смысле этого слова. Именно поэтому он кашлянул и заметил как бы между прочим, как бы мимоходом:

– Пиво в воскресный день еще никому не причинило вреда – к такому выводу давно пришли лучшие умы человечества.

– Пусть лучшие умы человечества приводят себя в порядок и берутся за обои, – откликнулась бессердечная Катерина. – Они, эти лучшие умы, возможно, и заслужат некоторого поощрения, но не раньше, чем стены в их комнате приобретут благопристойный вид.

– А без всех этих розочек и финтифлюшек обойтись нельзя?

– Я выбрала строгий рисунок, классический. Кстати, тебе обои понравились, ты их одобрил.

– Что-то не припоминаю такого, – напрягся Хват.

– Разумеется, – кивнула Катя. – Дело происходило вчера вечером.

Он смущенно кашлянул и, отведя взгляд, буркнул:

– Ладно, схожу за клеем и сразу возьмусь за дело.

– Никуда ходить не надо, клей тебя с пятницы дожидается, – отрезала сестра. – Завтрак на столе. Считай его авансом за работу, лодырь.

– Это мы еще проверим, съедобен ли он, твой аванс, – проворчал Хват, направляясь в ванную. – Задобрить меня какой-нибудь банальной яичницей еще никому не удавалось, учти. И уж тем более – подгоревшей картошкой.

– Наглец! У меня сроду ничего не подгорало! А на завтрак, между прочим, твои любимые пирожки с капустой.

Прежде чем выйти из комнаты, Хват обернулся и произнес:

– Пирожки – это, конечно, замечательно, но путь к сердцу мужчины лежит не просто через желудок, Екатерина. Думать так – значит сводить мою тонкую внутреннюю организацию к заурядному процессу пищеварения.

– Разве? – спросила озадаченная Катя. – А через что же тогда лежит путь к твоему сердцу?