Сергей Донской - Капитан разведки

Они, эти глаза, смотрели на окружающий мир без всякой надежды на что-то хорошее. Да и что хорошего может произойти в мире, ограниченном для тебя стенами съемной квартиры? Чужая мебель, чужие запахи, чужая аура. И всякий посторонний звук кажется тут зловещим, угрожающим. Быть может, на том самом раскладном диване, что служит тебе ночным ложем, когда-то скончался неизвестный тебе человек, и теперь его призрак увивается вокруг тебя, всеми способами стремясь выжить тебя со своей территории. Скорее всего, это старик – плешивый, беззубый, с пергаментной кожей, с костлявыми руками, на которые ты, не замечая того, натыкаешься буквально на каждом шагу. Наступая на завязки своих грязных кальсон, он таскается за тобой из комнаты в комнату, норовя сомкнуть пальцы на твоей беззащитной шее. Вот почему топорщатся волосы на твоей голове – их тревожит дыхание близкой смерти. Вот почему по позвоночнику то и дело пробегает холодок – так отзывается покрывшаяся пупырышками кожа на беспрестанное касание бесплотного преследователя.

А за окнами солнце, которому дела нет до твоих страхов. Там, снаружи, изумрудно светится зелень, омытая недавним ливнем. Ходят беззаботные счастливчики, не имеющие причин прятаться от окружающих, подобно ночным тварям, выползающим из своих щелей лишь с наступлением темноты. Молодые люди заигрывают с молодыми девушками, приглашая их в кафе и клубы. Там снует разодетая в пух и прах публика, сияют разноцветные огни, гремит музыка, музыка, музыка…

Алиса с ненавистью взглянула на валяющуюся в дальнем углу гитару. Час назад девушка, в приливе безысходной тоски, швырнула ее туда, и теперь одна из порванных струн свилась в многозначительную серебристую петлю. Добро пожаловать, неудачница. Сожги свои бездарные вирши, забудь никому не нужные мелодии, стисни покрепче кулаки, чтобы пальцы больше не смогли повторить ни одного отзвучавшего аккорда.

Все песни спеты. Обо всем переговорено. Все думано-передумано…

И придумано.

Истина банальна и удручающа. Алиса и Михаил Хват несовместимы. Одно дело находиться вместе в диких горах, когда нависшая опасность объединяет, а близкая смерть обостряет чувство. И все происходит иначе в тесной городской коробочке, где выясняется, что близость – результат тесноты и ограниченности пространства. Они такие разные, Алиса и Хват. У них непохожие взгляды на жизнь, привычки, стремления, мечты, цели, желания. Он прирожденный воин и кочевник, для которого дом – лишь временное пристанище, где можно отдохнуть, зализать раны, отмыться, отоспаться, отъесться, насладиться сексом. Алиса – бесплатное приложение к его другой, настоящей и главной жизни. Часть обстановки. Признак комфорта. Удобно, когда все под рукой. Холодильник, горячая вода, газовая плита, любовница. Все функционирует, все безотказно, все к услугам хозяина. Но если неодушевленные печка или мойка не способны взбунтоваться, то Алиса живая и она больше не в состоянии терпеть.

Эта манера Хвата отмалчиваться. Эти его бесконечные отлучки. Когда они в последний раз говорили по душам? На прошлой неделе? На позапрошлой?

Они сидели перед телевизором и пили чай. Молчали. Рассеянно наблюдали за происходящим на экране. Шел дурацкий боевик, и там кого-то ранило, и его привезли в больницу, и врачи причитали, как причитают во всех американских фильмах: мы его теряем, мы его теряем!

– Я тебя теряю, – сказала Алиса.

– Ты чего? – удивился Хват. – С чем у тебя чай? С ромом?

– В доме нет рома, Миша. Как нет многого другого.

Он хмыкнул. Алиса помолчала и повторила:

– Я тебя теряю. А ты теряешь меня.

– Ты слишком впечатлительная, – пожал плечами Хват. – Может, переключить канал?

– А жизнь? Как насчет жизни? Что дальше?

– Все это общие фразы. Если тебе чего-то не хватает, то так и скажи.

– Мне не хватает тебя, Миша.

– Но я здесь, рядом!

– Нет. – Алиса качнула головой. – Ты рядом, но ты не здесь. Ты томишься, как зверь в клетке, и в мыслях ты где-то там, на свободе… – Она неопределенно махнула рукой. – Со своим любимым ножом, с автоматом наперевес. Воюешь, убиваешь, умираешь, выживаешь, побеждаешь…

Хват звякнул чашкой о блюдце, отставил посуду подальше, чтобы не разбить ненароком, посмотрел на Алису.

– А ты? Где ты мысленно? В ночных клубах? В бутиках? На Лазурном побережье?

– Если бы, – произнесла Алиса с горечью. – Знаешь, я вспомнила одну песню «Машины времени». Там двое едут в поезде и спорят. Один говорит, что мы машинисты, другой говорит – пассажиры. Но на самом деле Макаревич придумал все это для красного словца. Поезд идет по кругу. Закольцованный маршрут. – Лицо Алисы приняло отрешенное, почти лунатическое выражение. – Это длится целую вечность, ты уже даже не смотришь по сторонам, просто дремлешь, клюешь носом. Когда ты ненадолго приходишь в себя, случается дежавю, мимолетное узнавание. Потом опять впадаешь в спячку. Рождаешься, умираешь. В одном и том же поезде. Нет, это даже не поезд, а «Летучий Голландец» какой-то.