Сергей Донской - Капитан разведки

Сами эти безумцы интуитивно опознавали себе подобных, но никогда не излагали своих принципов посторонним. Зачем? Пусть глядят свои боевики и футбольные матчи, пусть коллекционируют женщин, оружие и автомобили, пусть хвастаются шрамами, играют мускулами и желваками. Все они умещаются на одной планете – трусливые и отважные, дерзкие и поэтичные, богатые, бедные, сильные, хилые, лживые, умные, тупые, великодушные, мелочные, высокие и низкорослые, старые и молодые, воинственные и миролюбивые. Условно их можно подразделить на касты: вот любители пива, вот экстремалы, вот плэйбои, вот нувориши, а вот артистические натуры или те, кому снятся голубые города.

Как называется та каста, к которой принадлежали они с капитаном, полковник спецназа не знал – скорее всего, никакого названия и не было. Сейчас ему подумалось, что они оба просто безрассудные путники, задумавшие покорить вершину, с которой будет невозможно спуститься вниз. Что они обретут там, кроме ощущения бесконечного внутреннего холода и готовности умереть в любой момент? Пожалуй, ничего. Ничего такого, что можно было бы пощупать, положить в бумажник или на полку. Именно поэтому каждое новое мгновение, неумолимо отсчитываемое секундной стрелкой, заставляло Реутова напрягаться все сильнее и сильнее. Он превращался в подобие туго свернутой пружины, хотя внешне никак не показывал этого. И когда наконец прозвучало: «Уговорили, товарищ полковник, я ваш с потрохами», – Реутов незаметно перевел дух.

– Умеешь себе цену набивать, капитан, – проворчал он. Секундная стрелка завершила свой последний оборот даже раньше, чем браслет часов вновь защелкнулся на его запястье.

– Цена моя рубь с полтиною в базарный день, – безмятежно ухмыльнулся Хват. – Думается, что примерно такое нынче жалованье у капитана спецназа ГРУ. Эх, лучше бы дьявол на мою душу позарился! Уж с него бы я содрал миллионов эдак пять.

– Ошибаешься, – парировал Реутов, пряча улыбку. – Дьявол бы и гроша ломаного за твою душу не заплатил.

– Это почему же? Порченая она, что ли?

– Грешная, капитан, вдоль и поперек грешная, до последней фибры. Как, впрочем, у любого спецназовца. Для чего дьяволу тратиться, когда у него подобного добра и без того в аду хватает?

– Если и так, – молвил Хват, ухмыляясь еще шире, – то там для нашего брата специальное отделение оборудовано. На манер военного полигона. Нас, грешных, из всех видов оружия молотят, травят, жгут, топят, а мы – живые и помирать никак не желаем.

– Потому что не было свыше такого приказа, – продолжил Реутов. – И не будет, капитан, не надейся. Сам это пекло выбрал, терпи, не жалуйся.

– Выходит, мы с вами ненормальные, товарищ полковник? Психи-одиночки?

Против того, что он псих, Реутов в принципе не возражал, хотя, конечно, все зависит от того, с какой колокольни глядеть на некоторые вещи. А вот насчет одиночества он мог бы поспорить, если бы возникло такое желание. Какой же он одиночка? Ведь рядом с ним находился Михаил Хват, еще даже не начавший штурм очередной вершины, но уже готовый, не раздумывая, шагнуть в пропасть, когда это потребуется.