Сергей Донской - Жадный, плохой, злой

Зависнув над землей, я беспомощно наблюдал за тем, как очередь яростно крошит крону прямо над моей головой, неумолимо опускаясь все ниже. Последние побеги и листья срезало с той самой ветви, на которой я болтался, но автомат заткнулся раньше, чем успел продырявить меня. Ему не хватило пуль, а стрелку – опыта. При той меткости, которую проявил Душман, ему следовало таскать с собой не менее десятка запасных магазинов, чтобы наверняка поражать выбранную цель.

Больше никто и ничто не помешало моему спуску на землю. Возбужденная орава на крыше только и могла, что надрывать глотки да размахивать руками. Дубов со своим спутником торчал на другой стороне здания и, наверное, уже вконец вывихнул шею, пытаясь понять, что происходит на крыше.

Не пожелав ни одной здешней сволочи счастливо оставаться, я припустил к забору.

Чтобы преодолеть высоченную ограду из бетонных плит, мне пришлось вскарабкаться на очередное дерево, опять изображая из себя обезьяну. Не знаю, что хорошего находили в подобных упражнениях всякие маугли с тарзанами, но лично я не находил в этом никакой романтики.

На моей щеке, вспоротой коварным сучком, остался припухший рубец, а голые плечи и грудь выглядели так, словно я в религиозном экстазе все утро занимался усердным самобичеванием. Изучая на бегу свои исцарапанные ладони, я подумал, что с ними запросто можно выдавать себя за смельчака, который только что удушил голыми руками свирепую рысь.

Продравшись сквозь подлесок умеренной рысью, чтобы не остаться ненароком без глаз, я перешел на мерный галоп, как только под ноги мне подвернулась первая попавшаяся тропа. От нее приятно тянуло сыростью. Утоптанная земля мягко стелилась под моими кроссовками. Сухие ветки потрескивали под подошвами. За лицо цеплялась паутина. Вдали раздавалась частая барабанная дробь дятла, еще больше подчеркивая умиротворенную тишину леса. Среди этой благодати с трудом верилось в то, что где-то рядом вовсю бурлит цивилизация с ее взрывающимися телефонными трубками, волшебными клеями и автоматами.

Погони я опасался не то чтобы очень. Гораздо больше пугала меня вероятность того, что в Подольск я доберусь слишком поздно, когда там успеют побывать люди Дубова. Не переростки, заигравшиеся в бойскаутов, нет. Душман с петлей из лески. Какие-нибудь отмороженные вконец уголовные элементы. Или дядечки посерьезнее, из породы тех, которые имеют за плечами многолетний опыт работы в спецслужбах и не снимают пропотевших пиджаков даже в самую сильную жару. Я не сомневался, что всякого мутного народа под началом Дубова хватает. Без настоящей серьезной структуры он со своими идиотскими замашками и месяца не продержался бы на политической арене.

Пока все эти соображения перетряхивались и укладывались в моей голове на бегу, тропа вывела меня на небольшую поляну, где внезапно оборвалась. Тут меня встретили одуряющий запах травы, стрекот мириад кузнечиков и жужжание пчел. В этом лесном раю хотелось свалиться на землю, забросить руки за голову и лежать так до темноты, пробуя на вкус разные стебельки да бездумно глядя в лазурное небо.

Лишь сознание того, что подобную красотищу непременно должна увидеть моя дочурка, вывело меня из блаженного оцепенения и толкнуло дальше. Трава на залитой солнцем поляне местами доходила мне до пояса. Спугивая целые полчища летучих и скачущих обитателей этих зарослей, я некоторое время бежал по прямой, а заметив уходящую вниз пологую ложбину, свернул на нее. Я понятия не имел, где встречу людей, которые смогут сориентировать меня на местности, поэтому пока что был свободен в выборе направления. Зачем же петлять между стволами, когда есть более приятный и легкий маршрут?

Ложбина постепенно расширялась, продолжая уходить под уклон. По обе стороны от меня простирался лес, а впереди торчали редкие ивы, за которыми угадывалась река. Она сверкала на солнце так маняще, словно единственной целью моей пробежки было купание в ее водах.

Я и не заметил, как оказался на лугу, где невысокая трава перестала цепляться за ноги. Здесь бежать было значительно легче, но я изрядно запыхался, пока добрался до первой ивы, светло-зеленые пряди которой едва не дотягивались до поверхности воды. Обдумывая, куда двигаться теперь – вниз по течению или вверх, я заметил в отдалении две мужские фигуры, пригорюнившиеся в одинаковых рыбацких позах, и припустился к ним.

За то время, что я бежал вдоль реки, ни один из мужчин не подал никаких признаков жизни. Это означало, что клев выдался сегодня никудышный, а с табаком и водкой у рыболовов дела обстоят плохо. В кармане моих джинсов находились одна американская сотня, две русские плюс всякая рублевая мелочь. Ее-то я и выгреб на ходу, оповещая рыбаков о своем приближении многозначительным перезвоном монет в сложенных вместе ладонях.