Валерий Рощин - Зови меня ястребом

Много лет работал как вол. Работал с тех самых пор как ушел из науки. Все честь по чести: кланялся поставщикам-производителям, но и сам говорил через губу с лебезившими покупателями-заказчиками. Холод — штука нужная и полезная, к тому же весьма дорогая. Потому работалось хорошо, прибыльно и спокойно. Жил, не взирая на огромные доходы, тихо и скромно, ибо человеком слыл чрезвычайно мудрым. Мудрость и холодный рассудок позволили грамотно спланировать и провести предвыборную кампанию, в результате которой Марк Антонович положил в карман депутатский мандат. Пока не всероссийского масштаба, а гораздо меньшего, но… амбициозные планы успешного бизнесмена простирались далеко за горизонт.

И вдруг взорвалось. Пошло-поехало под откос. Кропотливо созданный и отлаженный в течение десяти лет механизм бизнеса, внезапно забуксовал, засбоил.

— Почему? За что? — выкрикивал Марк, вышагивая по роскошному кабинету.

Безопасник вздыхал:

— Увы, в этих вопросах, Марк Антонович, я вам помочь не могу. Вот если накопать на кого компромата для вашей депутатской карьеры. Или организовать парочке врагов внезапную смерть от сердечной недостаточности — это запросто. Это я мигом.

— Нет уж, — морщился коммерсант, — я по примеру Бендера предпочитаю чтить уголовный кодекс. Хоть и служу народу третий год депутатом…

Главный телохранитель пожимал плечами: дескать, мое дело предложить.

— Да-да, — без слов понимал его Суходольский, и сам же отвечал на свои вопросы: — Жуткое стечение обстоятельств. Во-первых, канонада кризиса докатилась до российской глубинки. Во-вторых, рухнули цены на нефть и газ, что на самом деле оказалось хуже кризиса, хуже войны. Эти две причины вызвали девальвацию рубля, и поставщикам стало невмоготу покупать продукты за евро. Наконец, в-третьих, вышли на свободу ублюдки, творившие беспредел в середине девяностых. Что же нам делать?

В ожидании точного ответа, он требовательно смотрел на телохранителя, как ястреб на зажатую в когтях жертву.

— Не знаю…

— Не знаешь? А я тебе скажу: дружить с сильными и рвать отношения со слабыми! Это все, что мы можем противопоставить нынешней, дрянной ситуации. Ты согласен?

— А куда нам деваться? Проявишь милосердие или хотя бы ровное отношение ко всякому и будь здоров — завтра же утопят в дерьме.

— Вот и я о том же. Но, исходя из этого несложного рецепта действий, у нас вскоре появятся враги. Настоящие враги из тех, кто еще недавно ворочал миллионами, а теперь наспех распродает «нажитое непосильным трудом». Скажи, Вадим, ты и твоя служба готовы к войне? К настоящим боевым действиям?

Вместо слов бывший полковник ФСБ скалил ровный ряд белоснежной и дорогой керамики. Его дьявольская улыбочка всегда вселяла в шефа уверенность в завтрашнем дне.

— Вот и славно, — умиротворенно вздыхал он и, будто невзначай предупреждал: — Приготовься к поездке в Самару. Там живет и работает один очень богатый человек. Нам нужно с ним познакомиться и подписать кое-какие бумаги.

— Вы готовились к важному выступлению перед депутатами, — напомнил телохранитель.

— Да-да, моя речь почти готова. Я обещал… Я должен выступить перед парламентскими каникулами…

Две представительских иномарки следовали по трассе вдоль Волги на северо-восток. Ехали спокойно, солидно — без молодецкой дури, без наглой самоуверенности чинуш. Что поделаешь — не любил Суходольский копировать поведение идиотов. Да и рисковать по пустякам было не в его правилах. Потому и насаждал привычку к осторожности в среде своих подчиненных.

Справа частенько открывался вид на плоскую равнину, называемую «Заволжьем»; слева мерцала красноватыми бликами предзакатного солнца величавая русская река. Широкая, медленная, гордая.

В сером «Audi А6» находились сотрудники охраны — четверо похожих друг на друга молодых людей: крепких, молчаливых и одетых в добротные костюмы темных расцветок. Марк Антонович Суходольский, коего они охраняли, ехал в первой машине — на заднем сиденье огромного черного «BMW».

Суходольскому было пятьдесят четыре. Вид он имел подтянутый — ни грамма лишнего веса; седина коротко подстриженных волос и аккуратной бородки в глаза не бросалась, а лишь подчеркивала благородность и утонченность черт. Бледность кожи, усталый потухший взор, лениво-надменные манеры и парочка ненавязчивых штрихов в виде очень дорогих запонок и золоченой оправы очков, — всем этим он напоминал чудом уцелевшего потомка реликтового дворянского рода. От самого моста через Волгу он подолгу глядел то в правое, то в левое окно; тонкие губы что-то шептали; пальцы судорожно сжимали измятый платок, коим приходилось изредка вытирать шею и влажный подбородок. Тонированные стекла были подняты, а кондиционер наполнял салон прохладой, однако на белоснежной рубашке все одно проступали пятна пота. Суходольский тяжело переносил летнюю духоту, особенно вблизи большой реки или моря…