Николай Стародымов - Киднеппинг по-русски

— Погоди-ка, Палыч! А ведь точно! Этот самый Шапти Галаев ехал в том же направлении, куда двигался Сухостоев. Второе: Губерман-отец говорил, что к нему за несколько дней до похищения приезжали в мастерскую смуглые ребята с совершенно пустяковой неисправностью в машине, которые интересовались его графиком работы. Третье: чеченская группировка похищениями детей занималась и раньше…

— Все это верно, Саня. Но только пока что вилами по воде… А вот тебе козырь: осведомитель ребят из «этнички» подтвердил, что несколько дней назад видел нашего друга Сушеного в компании с Галаевым.

— Так чего же он раньше молчал?

— Он Сушеного в лицо не знал. Сегодня утром опознал по фотографии.

Александр лихорадочно соображал. Дело получало совершенно неожиданный поворот. Пусть даже все данные лишь косвенные, прямых улик против кого-либо нет. Но «рука Чечни» в этом деле, похоже, прослеживается. Как тогда, во время расстрела нескольких членов «дагестанской группировки». Или при убийстве «авторитета» из Подмосковья по кличке Султан. Да и самого Сулейманова, скорее всего, тоже свои же «замочили»… Во всех перечисленных случаях тоже никто не сомневался, что чеченцы к этому руку приложили, хотя доказательств ни разу обнаружено не было.

— Как бы то ни было, без разговора с Сушеным не обойтись, — произнес он раздумчиво.

— Несомненно. Вот ты с ним и побеседуй. И вообще, бери-ка ты это дело на себя. И Олега подключи. Ты у нас больше привык кулаками работать, зато он буквоед. Вот на пару и действуйте. Не против?

— Насчет Олега не против. А вот насчет дела… Всю жизнь мечтал, Палыч, с чеченцами поссориться, — хмуро обронил Максимчук. — Ведь их группировка, что амазонские муравьи-кочевники: кто бы ни оказался на их пути — сожрут и спасибо не скажут.

— Работа у нас такая, Саня. Кто-то должен и этим делом заниматься.

«Вот кто-то пусть и занимается», — вспомнил Максимчук слова жены. Но ничего Струшникову не сказал.

Александр тут же, от начальника, созвонился со следователем прокуратуры, который вел дело Сухостоева. Договорился о том, что прямо сейчас подъедет в СИЗО. И пошел в свой кабинет.

Олег уже сидел за своим столом.

— Саня, тебя здесь уже все обыскались.

— Кому и на кой дьявол я необходим?

— Не поминай нечистого без необходимости, — привычно одернул Олег.

— Если ты к месту и не к месту поминаешь чьих-то матерей и женщин легкого поведения, в этом греха не наблюдаешь? Ладно, давай выкладывай.

— Струшников…

— Только от него. Дальше.

— Жена…

— Потом. Дальше.

— Пономарев из прокуратуры…

— Что сказал?

— Побеседовать с Сушеным ты сможешь часиков в одиннадцать. Устраивает?

— Отлично. Ты едешь со мной. Дальше.

— Губерман. Утром опять звонили его «друзья» и требовали уплату выкупа. Сообщили, что парня вывезли из Москвы.

— Разговор записан?

— Естественно. Говорил русский, во всяком случае, без акцента. Звонок был из автомата, из центра, район Китай-города. Речь правильная, грамотная. Дал три дня на размышление и на то, чтобы приготовить деньги. Выплата выкупа в субботу.

Александр призадумался:

— Три дня, говоришь?.. Давай-ка прикинем, что мы можем сделать, с чего начнем.

— Погоди-ка, Саня… Давай сначала с Сушеным поговорим, а потом уже начнем план составлять.

— Ольгерд, дружище, от тебя ли я это слышу? Это я, что тот ковбой: сначала стреляю, а потом думаю. Но ты-то у нас бумажная душа. Ты же всегда заранее составляешь тридцать три плана, а потом начинаешь подбирать, по какому из них действовать!

— Не иронизируй, тебе это не идет. Поехали лучше, а то можем опоздать. Тем более машины нет, придется добираться на своих двоих…

11.00

Сухостоев держался спокойно и независимо. Он свободно откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и с любопытством разглядывал вошедших оперативников. Весь вид его говорил: немало вашего брата я на своем веку повидал, со многими общался, вряд ли вы сможете мне сказать что-нибудь, чего я еще не слыхал, а впрочем, кто знает, послушаем, что скажете умненького, теперь мне особо торопиться некуда, мое дело сидеть и слушать, ваше — разговоры разговаривать…

Максимчук лично встречался с ним первый раз. Но по рассказам коллег относился к нему с некоторой долей уважения. Александр понимал, что перед ним убийца и разбойник, на котором клейма негде ставить. Именно таким в старину ноздри рвали и буквы ВОР на лбу выжигали. И тем не менее была в Сухостоеве какая-то бандитская гордость, что ли. Он был преступником еще старой закалки, из тех, кто старался соблюдать культивировавшиеся раньше в его среде некоторые правила, некий кодекс чести, если, конечно, так можно об этом сказать. Таких воровских «старообрядцев» в криминальной среде остается все меньше, им на смену идет иное поколение. Эти, новые, уже не стараются, как то было раньше, выглядеть поскромнее, понезаметнее, скрывать от посторонних взоров свои возможности и доходы. Нынешние «лидеры», «воры в законе» и прочие «авторитеты», напротив, тягаются между собой в том, чтобы поэффектнее демонстрировать богатство и возможности. У них даже стиль взаимоотношений с теми, кого они обирают, изменился. Теперь преступники становятся в отношении своих жертв все более беспощадными. «Авторитеты» старой формации никогда не отбирали последнего, не «наезжали» на людей скромного достатка… В свое время Александра, тогда еще молодого человека, заинтересовала информация об одном «воре в законе», некоем Вовчике Сыре, который был известен в Ашхабаде тем, что, если его «подчиненные» отнимали что-то у простого работяги, Вовчик заставлял вернуть украденное…