Николай Стародымов - Киднеппинг по-русски

Сзади прошелестела открывающаяся дверь.

— Пошли ужинать, дуралей принципиальный.

— Спасибо, язва завистливая.

Мир был восстановлен.

8.30

Утро выдалось на редкость красивым. Ярко сияло меж редкими облачками небольшое октябрьское солнце, обогревая последним теплом влажные от прошедшего ночью дождика улицы, густо устланные ковром опавшей листвы, которую дворники не успевали убирать. Максимчук словно предчувствовал, что в ближайшие несколько дней будет не до любования природой, а потому от метро до Управления решил прогуляться пешком. Настроение было прекрасным. Его радовало солнышко, тепло, листья, как опавшие, так и цепляющиеся пока за ветки… И он не обращал внимания сегодня даже на то, что обычно раздражало — когда приходилось временами сходить с узкого тротуара на проезжую часть, обходя загромоздившие пешеходную дорожку автомобили.

Золотая осень… Бабье лето… Александр любил это время года. Сейчас бы в лес, по грибочки! Опенков в эту осень уродилось — косой коси! А у Максимчука были свои заветные местечки к северо-востоку от Москвы, на Лосином острове, за прудом у Опытного поля. Когда удавалось вырваться туда, привозил грибочки ведрами. Но только редко такие выходы удаются. Работа…

Управление располагалось чуть в стороне от улицы, за крошечным сквериком. Чем ближе подходил к нему Александр, тем острее чувствовал, как воспоминания об опенках вытесняются размышлениями о Сушеном, о похищенном мальчике, о других делах, поток которых становился все гуще.

Начинался новый рабочий день. И, как и подсказывало чутье, события стали раскручиваться, едва он переступил порог, с калейдоскопической быстротой.

Едва Александр миновал широкий экран стеклянных дверей, небрежно взмахнул пропуском и хотел было пройти мимо столика дежурного, как тот его окликнул:

— Саня, тебя Струшников уже два раза спрашивал. Срочно к нему.

— Не к добру, — вздохнул Максимчук. — Верная примета. Утро должно начинаться с красивой женщины. В крайнем случае, с приглашения на пиво. Но такое, увы, почему-то случается очень редко.

Дежурный усмехнулся, развел руками:

— Что ж поделаешь, Саня, такова «селявуха».

Струшников действительно ждал его. Едва Александр переступил порог, нетерпеливо указал на стул напротив.

— Значит, так, Саня…

— Утро доброе, Палыч!

— Здравствуй, здравствуй, Саня, извини, закрутился, забыл… Так вот. У Сушеного при аресте был изъят блокнот. Записей там до хрена и больше. Многие зашифрованы. Их сейчас прорабатывают. Но это к слову. Главное — имеется там один адресок, отмеченный восклицательным знаком. Как ты думаешь, чей?

Александр, немного ошарашенный напором обычно выдержанного начальника, привычно передернул плечами:

— Надеюсь, не нашего Управления?

— Брось свои шуточки! У Сушеного выделены адрес и телефоны, рабочий и домашний, Губермана!

Максимчук присвистнул:

— Ни черта себе!

Губерман был тот самый коммерсант, у которого накануне похитили сына.

— Вот тебе и «ни черта себе»! Не свисти, кстати, в моем кабинете. И без того денег нет… К слову о деньгах! Ты в курсе, что Семенов уходит?

— Палыч, меня уже достали этим Семеновым!

— Ну ладно тебе, не гоношись… Так вот я и подумал… Вспомни, в каком направлении шел Сушеный, когда мы его взяли за одно место.

Александр быстро прикинул направление движения Сухостоева.

— Погоди-ка… Это ж выходит, что он направлялся к Губерману!

— Вот и я о том же. В том направлении. Представляешь, какая выстраивается картинка, если мы с тобой правильно рассуждаем?

— Так-так-так, — пробормотал Максимчук. — Значит, Сушеный должен был принимать участие в похищении… Вот это новость!.. Следовательно, через него можно узнать, кто это сделал.

— Оптимист, — усмехнулся Струшников. — Так он тебе и признается… У него и предыдущих преступлений на «вышку» хватит. Чего же ради он станет признаваться в соучастии в подготовке похищения с целью вымогательства, в котором он реально не участвовал?..

— Эх, знали бы мы заранее!..

— Да, Саня, если бы нас прокуратура не торопила с его арестом или если бы мы отложили арест хотя бы на один день… Ну ладно, если бы да кабы — во рту выросли грибы… В общем, на откровенность Сушеного, думаю, нам с тобой особенно рассчитывать не приходится. А вот другое меня заинтересовало. Твоя машина вчерашняя… Ничего тебе это не навевает?