Сергей Донской - Личное задание

Слова давались Комиссару со все большим трудом. Он пытался вопросительно заглянуть напарнику в глаза, но тот как раз взялся перешнуровывать свои кроссовки. Не прекращая этого занятия, Суля проворчал:

– Темноты дождаться надо.

Комиссар то ли согласно кивнул, то ли бессильно уронил голову на колени. Суля ободряюще хлопнул его по плечу. Раз, другой. Никакой реакции, если не считать мучительного стона.

Поднявшись, Суля остановился напротив Комиссара, отрубившегося на крыльце. Его голова свешивалась между расставленными ногами, как неживая. Почти раздетый, могучий, заросший густой растительностью, он походил на снежного человека, наряженного смеха ради в шорты.

Это было забавное зрелище, но Суля не улыбался. Он напряженно присматривался к напарнику, желая удостовериться в том, что тот не притворяется бесчувственным, подманивая его поближе, как лис – глупую ворону. Нет, Комиссар действительно спал. Когда Суля заставил его распрямиться и привалиться спиной к кирпичному столбику, его приоткрытая пасть начала издавать низкие клокочущие звуки, заставлявшие подрагивать ниточку слюны, свесившуюся с верхнего ряда зубов. Слюна была красноватой, а капли запекшейся крови на кафельных плитках крыльца уже сделались черными. В окружении этих безобразных клякс валялась бесценная стрекоза на золотой цепочке. Зажатый в ее лапках бриллиант источал совершенно невыносимое сияние.

Суля поднял голову, прислушиваясь к тишине, которая на самом деле оказалась сотканной из множества самых разных звуков. Где-то кто-то звал Машу или Мишу. Беззаботный смех и притворный визг, звучавшие на другом берегу ставка, были слишком далекими, чтобы обращать на них внимание. В белесом небе щебетали невидимые пичуги. Среди цветов натужно гудели шмели или пчелы, а мухи неумело пародировали их, базируясь в основном вблизи засохших плевков Комиссара. И ни одной посторонней души вокруг. Лишь на отдаленном шоссе, проглядывавшем сквозь верхушки тополей, сновали в разных направлениях автобукашки. Некоторые из них, салютуя солнцу, отбрасывали ослепительные снопы света, и тогда Суле, засмотревшемуся на них, приходилось жмуриться.

Неизвестно, сколько времени он глядел вдаль, а когда посмотрел прямо перед собой, то снова увидел щетинистую голову Комиссара. Она была совсем рядом, рукой подать.

Не выпуская ее из виду, Суля сходил к кирпичной груде, сложил стопку из семи морковных брикетов и сбросил ношу подле крыльца, едва успев выдернуть пальцы из-под навалившейся тяжести. Его взгляд, обращенный на Комиссара, был внимателен и задумчив.

Он поднял верхний кирпич и повертел его в руках, как бы взвешивая. А в следующий момент импровизированный снаряд кувыркнулся в воздухе и – тумп! – глухо врезался в беззащитный лоб Комиссара.

– А? – Приятель открыл глаза, полные боли и изумления. Возможно, ему приснилось, что он парил над землей и неожиданно врезался в телеграфный столб.

– Ага! – подтвердил Суля.

Он прицелился прямо в ссадину на лбу Комиссара, налившуюся кровавыми бисеринами, но второй кирпич угодил правее и пришелся ребром, отчего звук удара получился звонче. Клоц! И вот уже над переносицей Комиссара образовалась светлая вмятинка. Он машинально посмотрел на расколовшийся у его ног кирпич, а когда вновь поднял голову, его лицо выглядело так, словно опившийся огненной воды дикарь попытался изобразить на нем боевую paскраску. Правый висок перечеркнул почти прямой кровавый потек. А посередине физиономии, плавно огибая нос, сбегали вниз еще две алые нити, тянувшиеся к уголкам губ. Уронив нижнюю челюсть, Комиссар скорее ошарашенно, чем испуганно спросил:

– Ты что, очумел?

Суля завороженно следил за тем, как он опирается руками о крыльцо, наклоняется вперед и подбирает ноги под себя, намереваясь встать. Из раструба его шортов выкатилось волосатое яичко, похожее на хищно подрагивающего паука-птицееда. Вскрикнув от страха и отвращения, Суля занес над головой очередной снаряд, скрежеща ногтями о его шершавые грани. Это было так жутко – убивать несколько раз подряд и видеть перед coбoй упорно не желавшую умирать жертву.

– Га-ад! – взвизгнул он истерично. – Падла!

Брошенный кирпич мягко, почти беззвучно ударился о щетинистую макушку Комиссара, заставив его осесть в исходную позицию.

Под упавшим на крыльцо кирпичом сочно хрустнула кафельная плитка, а еще одну расколола голова Комиссара, завалившегося набок. Он всхлипнул и попытался прикрыть череп руками, но движения его были вялыми, как будто он греб сквозь вязкую толщу горячего сиропа.