Сергей Донской - Личное задание

– А что они могут рассказывать, когда их ни о чем не спрашивают? Вас дожидаются, как было велено. – Арам понизил голос. – У Бори Губермана какой-то листок с расчетами нашли. Итоговая цифра – чуть больше пяти миллионов долларов.

– Особнячками, значит, втихую приторговываешь, – прошипел Итальянец, уставившись на бывшего фаворита.

– Александр Сергеевич! – взмолился тот, раскручиваясь на цепи. – Это недоразумение! Я все объясню!

– Закрой хлебало! – Итальянец отвернулся.

Выставив вперед ладонь, он терпеливо ждал, пока закончатся осторожные прикосновения лап поочередно приближавшихся боевиков. Причастившиеся отходили с глуповато-счастливым видом. Некоторые из них лицезрели Папу впервые, и для них церемония рукопожатий означала очень многое. Итальянец усмехнулся.

– Зубки господину Губерману зачем попортили? – спросил он, присмотревшись к своему генеральному директору. – Сопротивлялся, что ли?

– Не! – отозвался один из боевиков Арама, похожий на жизнерадостного дебила. – Мы с пацанами так думаем, что он, тварюга, цепь пытался перегрызть.

– А!.. Алек!.. Александр Сергеевич!..

Тут Губермана, потерявшего опору под ногами, поволокло в сторону и закрутило-завертело, как новогоднюю игрушку на елке. Его товарищ по несчастью временно умолк. Стоя на цыпочках, он лишь шумно переводил дыхание и весь напрягался, не давая вздернуть себя снова.

Хищные челюсти наручников вгрызлись в запястья обоих чуть ли не до кости. Вокруг никелированных браслетов лохматилась, содранная до кровавого мяса, кожа. Итальянец с удовольствием полюбовался вывихнутыми плечами Губермана, его сведенными воедино лопатками и бугрящимися на спине позвонками. Задав ему пинком новую орбиту вращения, он полюбопытствовал:

– Давно эти члены так телепаются?

– Часа четыре, не больше, – ответил Арам. – Пока цепь до нужной длины подгоняли, пока то да се...

– А изобретение чье? Мне нравится.

– Можно считать, что Губерман сам себе казнь выбрал.

Заслышав свою фамилию, генеральный директор оживился. Зацепившись пальцами ног за невидимые неровности пола, он переместил центр тяжести на себя и, искательно заглядывая Итальянцу в глаза, зачастил:

– Александр Сергеевич... Не надо больше... Я все исправлю, все верну-у-у!..

Тут перевес вновь оказался на стороне напарника, и, дико взвыв, Губерман взмыл вверх с закатившимися глазами. Заподозрив, что он собирается потерять сознание или вообще окочуриться, Итальянец требовательно крикнул:

– Хватит! Снимите эту дохлятину!

– Обоих? – уточнили бойцы.

– Обоих.

Когда пленников поставили перед ним на колени, Итальянец внимательно посмотрел на них. Изможденное лицо Губермана было залито слезами, но все еще светилось робкой надеждой. Его товарищ по несчастью уже ни на что не надеялся – глаза мертвые, пустые, губы мелко трясутся. Ухватив его за подбородок, Итальянец резко спросил:

– Как тебя зовут?

– Макс... Максим Мамотин...

– Ты понимаешь, Максим, что твой друг детства тебя подставил? Ты здесь по Бориной наводке.

Пленника, похоже, совсем не волновало, как и почему он очутился в подземном гараже. Он просто очень хотел выбраться отсюда, хотя шансов у него практически не было.

– Я сделаю все, как скажете, – произнес он замогильным голосом. – Подпишу любые бумаги, сделаю перечисления... Отпустите только... Богом молю...

– Встань! – велел Итальянец.

Мамотин выпрямился, готовый в любой момент снова бухнуться на колени. Сосредоточив мрачное внимание на его съежившемся хоботке, Итальянец протянул руку в сторону зрителей и потребовал:

– Нож! Острый!

Перехватив его взгляд, Мамотин по-детски прикрылся ладонями и тоненько крикнул:

– Я же сказал, что все подпишу!

– Ну и что теперь? – насмешливо спросил Итальянец, сжимая рукоять тяжелого тесака, положенного на его ладонь. – Орденом тебя наградить?

– Посмертно! – хохотнул кто-то из бойцов.

Губерман всхлипнул. Наградив его многообещающим взглядом, Итальянец опять пошевелил пальцами в воздухе:

– Стул дайте.

– Может, кресло принести?

– Стул! Деревянный!

Когда приказ был выполнен, Итальянец перевернул стул вверх ножками и с неожиданной яростью прыгнул на него, без труда отломив спинку. Сухой треск дерева прозвучал как выстрел, заставив присутствующих вздрогнуть. Рыхлые щеки Мамотина мелко затряслись. Покосившись на него, Итальянец присел возле сиденья с растопыренными ножками и принялся строгать одну из них, с усилием откалывая длинные неровные щепы.