Сергей Зверев - Бастион - Ответный удар

– Ч-черт знает что, – человечишко раздраженно швырнул на стол ручку. Шлея под хвост попала, догадался Туманов.

– У вас проблемы?

– Все графики сорваны, – процедил, стиснув зубы, человечек. – По приказу «1-Д» испытания рихтовочной машины должны состояться еще пятнадцатого сентября! Мы доложили о готовности десятого! И вот, полюбуйтесь – с тех пор ждем из Мукашино комплектующие, – человечишко соорудил презрительную мину. – Какие-то два вонючих домкрата, гидронасос и четыре клапана высокого давления, установить которые на новую машину – дело полутора часов! Первое испытание новой техники за четыре года, представляете? И сразу палку в колеса… Но мы их изобличим, – инженер погрозил Туманову пальчиком. – Мы их по всей строгости изобличим. Мы им покажем, что такое небо в клеточку и друзья в полосочку! В то время, когда все порядочные люди… Послушайте, товарищ, – спохватился он. – А вы вообще откуда?

Туманов вежливо улыбнулся:

– Вы Трухин?

– А то нет, – буркнул человечек.

– Тогда бросайте свои агитки. Вам привет из Гизель-Дыре.

Произошла разительная метаморфоза. Человечек подобрался. Игрушечная раздражительность куда-то испарилась. Перед Тумановым сидел розовощекий уставник с живыми глазами, излучающими искры. Вероятно, это были не те искры, из которых по случаю возгорается пламя, но, по крайней мере, живые.

– Что минуло, то сгинуло, – проговорил он медленно.

– Напрасно, – отозвался Туманов. – Гиви вас помнит и любит.

Этот «голубоватый» пароль, насколько он знал, не менялся со времен «демократии». Лишние перестраховки только обостряли бы неразбериху в хиреющей сети «Бастиона».

– Я вас понял, – Трухин взглянул на часы. – Вы уж извиняйте меня, товарищ, совсем с делами зашился. Знаете что: уже без пятнадцати семь, не могли бы вы подождать внизу? Где-нибудь в сторонке, ладно? А то сейчас наши заводчане попрут…

Проживал Владимир Иванович Трухин в глубине дворов за «Детским миром», что на проспекте Маркса. Вернее, когда-то раньше это здание называлось «Детским миром», а теперь оно могло называться только зданием с забитыми дверьми. Те товары, которые со скрипом выпускала отечественная промышленность, к счастливому детству пока отношения не имели.

– Ну, за общее дело, – шепотом провозгласил Трухин, поднимая наполненную рюмку.

Водка отдавала каучуком и пилась хуже хуторской бодяги. Туманов из деликатности промолчал. Схватил огурец и стал жадно хрустеть.

– Пойло, – брезгливо прокомментировал связник, – РОСАР окончательно скурвился. Из братского китайского спирта такую пошлятину гонит! Знаете, как у нас называется это чудо века? «Резиновая Зина». – Трухин осклабился. – А другого нет. По элиткам не ходим.

– Фу, задымили, – жена Трухина, под стать супругу маленькая и бледная, вошла на кухню, кутаясь в халатик. Выключила газ под конфоркой.

– Я вам картошечки положу, собутыльнички. Поднялась уже, распарилась.

– Ляль, да мы сами, – разулыбался Трухин. – Лучше сядь, выпей с нами.

– Да ну вас, – супруга жеманно отмахнулась. – Я ж не дура травиться. Как вы сами ее пьете?.. Я вам в дальней комнате постелю, – обратилась она к Туманову. – Там тепло, чисто, и дети под утро шуметь не будут.

– Спасибо вам, – поблагодарил Туманов.

– Ты ложись, Ляля, – Трухин, не комплексуя, шлепнул жену пониже талии. – Мы зараз с товарищем «зинульку» додавим – и к тебе, на боковую.

Выпили по новой. За здоровье нации. Трухин выставил на стол сковороду.

– По-простому, да?

– Да, конечно, без церемоний, – Туманов потянулся за вилкой. Последний раз он нормально ел позавчера, за одним столом с живой Анютой. И сладко спал в последний раз – с ней же.

«Не думай об этом, – сказал он себе. – Это все литература, а тебе надо как-то тянуть эту лямку».

– Как живется-то в лихую годину?

Трухин пожал плечами.

– С голоду не умираем. Я на «пэдээме» тружусь, Ляля кастеляншей в девятой больнице. Моих – полторы, плюс пятнадцать процентов – «с колес», ее – восемьсот. Тянем. Казенщина, конечно, заедает… – Трухин снова потянулся за бутылкой. – По маленькой, о’кей? Беспросветно все… Это ж надо до такого довести… Одна у нас забава, Павел Игоревич: по выходным детей к соседке, Ляльку в люльку, и с удочкой – на Иртыш, куда подальше… Изуверился я, Павел Игоревич.

– Что так?

– Серьезно. «Бойцы поминают минувшие дни…» Помните? В Омске «Бастион» пал. Заверяю вам со всей ответственностью… – Трухина уже слегка развезло, в глазах еще играли искры, но сами глаза стали как-то тяжело дергаться. – Штаб гарнизона прошерстили сразу после выборов. Двоих – генерала Ухтомина и полковника Вебера – посадили, остальных – в шею из армии… Местный СОБР сидит по квартирам, разложился донельзя… Спецназ дивизии ВДВ – расформирован, ОМОН – опущен, отдан в подчинение руководству областного ЧОНа и занимается несвойственными делами… Один я на связи, Павел Игоревич. Ну и еще кое-кто по мелочам. В прошлом месяце человечка из Читы переплавили в Москву – и тишина. Документики ему справили, маленькую пластическую операцию… Кстати, Павел Игоревич, не хотите внешность поменять? Щеки подправить, нос загнуть? Есть один хирург-пластик. Наш человек – золотые руки. В девяносто девятом Гран-при в Париже дали… Полчаса под наркозом, и вы – ну вылитый секретарь Президиума НПФ по вопросам правопорядка товарищ Василенко. Пусть потом доказывают. Как?