– По плодам их судить будем, – деловито блеснул он библейской грамотой, которую где-то спер. – Давай, Анюта, переодень меня в фуфайку. Веди меня до баньки…
Полдня он провозился со строительством. Обстругал доски под полок в парной, набил их под торец, соорудил нечто вроде лесенки – для удобства пользования. Подконопатил стены изнутри, с трудом представляя, как это делается, а в завершение работ ударными темпами наколотил дров и построил из них египетскую пирамиду. Поощрение за труды последовало поистине незабываемое. Женское тело, блестящее жаром – «на полоке, у самого краешка», окутанное красным паром и исходящее нетерпежом, неизмеримо дороже денег и сносного пропитания. Заодно и помылись… В параллельном мире за окном давно стемнело. В домах зажглись тусклые лампочки. За околицей хутора, разрезая сумрак, проступали очертания нехоженого леса, тянущегося на сотни километров. Несколько раз они выходили на улицу, отрясали жар и опять пропадали в недрах русской баньки. Ближе к ночи при загадочных обстоятельствах очутились в доме.
– Ну и все. На толчок и баиньки, – заключил Туманов. – Хватит на сегодня клубнички… Ферштейн?
Разморенные, обнищавшие духом, они упали на кровать.
– Огородик бы к зиме подготовить, а, Пашенька?.. – из последних сил вымолвила Анюта.
– Подготовим, – расщедрился Туманов.
– Крышу бы починить, Пашенька… Прохудилась она совсем. Стропила гнилые, обвалятся на нас когда-нибудь… А ведь заметет скоро, как зимовать будем?
– Починим, – он сегодня был щедр, как филантроп – особенно в преддверии ночи. – И крыльцо отремонтируем. И чушкам твоим достойные ясли присобачим.
Что-то в нем перевернулось. Начиная с текущего дня, Туманова во всех отношениях устроила бы жизнь в местной «барокамере», ограниченная лесной опушкой, где нет ни беспредела властей, ни социальных взрывов. Где повседневность похожа на вялотекущую жизнь крохотного имения, а он согласен на все, даже на роль левретки при управляющей.
– Слушай, – вспомнил он. – А что за золотушный у твоего забора топтался? Туда-сюда, туда-сюда… Злой, как барракуда. На меня зыркал, словно я враг его отечества. Это твой хахаль, что ль, из бывших?
– Угу, – промычала она, зарываясь ему под мышку. – Но не из бывших, боже меня храни… Так, Митька Ширяев, сынуля бабки Кутаисихи. Второй год крутится, прилипала… То дровишек подкинет, то цветочков луговых нарвет. То с налета какую безделушку притаранит – я их в сундук складываю… Не люблю я его. Ты посмотри на его харю прыщавую. Он и внутри такой же…
– А других любишь?
Она не обиделась.
– А других и не полюбишь, Пашенька. Они – то старичье, как Петрович с Буратиной, то при бабах, как Бориска Мельник или вон Генка Яранцев… Все по-честному – по одному мужику в одни руки. Митька только, получается, непристроенный, на всю банду…
– Я еще.
– Ты пристроенный… – Анюта сладко вздохнула, потянулась и заключила его в объятия, как в тугие браслеты. «Неужто не помолится перед сном?» – уплывая в невесомость, лениво озадачился Туманов.
Назавтра он огородничал. Вскапывал слежалую землю, жухлую ботву от кабачков и «синеньких» стаскивал в компостную яму, где рубил ее безжалостно в лохмотья – чтобы качественно гнила и не торчала в разные стороны. В перерывах на завалинке у сарая, среди ранеток-паданцев, смолил омский «Беломор». Анюта сидела рядышком, в платочке, вся из себя скромница, а под ногами восьмерками вился облезлый котяра по кличке Чекист (производное от ЧК: черный кот). В один из таких перекуров и заявился «пастырь» Петрович с незнакомым бородатым громилой в камуфляже. Не родной камуфляжик-то, взглядом специалиста оценил Туманов. Пусть и заношенный. Не зеленый, а редкого цвета перванш с землистым оттенком. Партию тонны в четыре такого прикида, изначально предназначенного для вояк НАТО, повязали еще в девяносто девятом, в Москве, не дав доехать до Северного Кавказа, а потом пустили на распродажу – по комиссионкам да по ярмаркам. В дело прикид не пошел – в родной армии такие цвета, хоть тресни, не звучали, навевая какую-то неприличную партикулярную вольность.
– А мы в ваш огород, – приветствовал Петрович, дружески помахивая автоматом. Громила при нем был какой-то нелюдимый – молча попыхивал трубкой, приглаживал оттопыренные уши.
– Прошу, – Туманов задницей отодвинул Анюту с завалинки.
– Да ладно. Вы тут пригрелись, сидите уж, – Петрович прислонил автомат к Анютиным ногам. – Мы пробегом. Знакомься, парень, – Шумаков Никита, зам по боевой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу