Сергей Зверев - Бастион - Ответный удар

– Вы Анна?

Женщина медленно кивнула. У нее было красивое лицо с выступающими скулами.

– Петрович говорил, у вас половина дома пустует. Не откажете в приюте пилигриму?

Женщина насмешливо взирала, как откуда-то взявшийся кавалер неумело возится с ведрами, переливая из одного в другое. Ей-богу, у нее бы и красивее получилось, и быстрее. Потом оценивающе обозрела его от ботинок до взъерошенной макушки.

– Чем вам не по душе моя половина?

Познакомились уже в постели… «Неужели она всех проходимцев одаривает этой страстью?» – думал Туманов, тщетно пытаясь уснуть. Поймал здравую мысль: о чем думаешь, юбочник? Смешное ли дело – потерявши дом, работу и личный покой, назавтра приобрел все заново и уже на что-то претендуешь? Не гонишь ли?

А он виноват? Он только и успел донести ведра…

– Пилигрим, – усмехнулась она.

Он поднял голову и посмотрел на нее с расстояния вытянутой руки. Аксинья вылитая, право слово… А он? Пусть и не Гришка, но все же, все же… Как-то незаметно уменьшилось расстояние. Он не удержался. И она не удержалась. Может быть, она не видела в этом деянии ничего необычного? Или сработала система распознавания «свой-чужой», она же интуиция?

Они провели горячие полночи, окончательно выбившие Туманова из сил. Женщина уснула, a он не мог, как ни пытался. Встал, чего-то натянул на себя, бродил рассупоненный по избе, запинаясь о лавки. В сенцах набрел на кадушку с водой – раз такое дело, помылся. Грязную воду слил на улицу. На крыльце покурил, дивясь на ясное небо и горящие звезды. Откуда они? (Ей-богу, были тучи.) Еще раз пришло в голову, что все в мире преходяще, даже неприятности, а за пройденным этапом следует непройденный, и вернулся в кровать. Пылающее тело обернулось вокруг него, задышало в ухо. Каким-то неведомым трансфертом ему передался ее сон. Сжатый горячими руками, Туманов стал проваливаться в яму…

А потом очнулся ни свет ни заря и в предутренней мгле, льющейся через оконца, стал созерцать избу. Ригоризм – чрезмерный. Стол, два стула, в углу остекленный киот, венчаемый скорбящей Богородицей. Под киотом три огарка. Кровать – широкий топчан со скрипом, укрытый шерстяными армейскими одеялами. На потолке лампочка, на стене, вместо картины – автомат Калашникова, модернизированный. В углу старый сундук, обитый витиеватыми коваными стяжками. А в дальней стене темный проем на свободную половину, которая вроде уже и ни к чему. Женщина зашевелилась. Сонная рука поползла по его волосатому бедру.

– С добрым утром, страна, – прошептал он колыбельную наоборот и почесал ее за ухом. Она мурлыкнула. – Это что? – он показал на автомат.

Она одним глазом проследила за его пальцем.

– Это фетиш…

He каждая Маша в российской глубинке знает, что такое фетиш и с чем его едят. Он не стал допытываться, откуда она знает и какое у нее вообще образование. Сместил палец правее, в киот.

– А это?

Она забеспокоилась. Приподнялась, опутав его лицо густой гривой.

– Ты не веруешь?

– Я верую, – малость помявшись, соврал он. – И очень страстно.

– А отчего тогда…

– Ну, не знаю, – он пожалел, что задал вопрос. – Просто вера моя по-другому, наверное, выражается… Извини. Иди ко мне.

Он постарался сделать любовь как надо, по канонам западной киноиндустрии (бытует, кстати, мнение, что жизненность ихнего «эро»-кино несколько преувеличена). Он старательно ушел от особенностей национального секса, заключающихся либо в быстроте, либо в доставлении приятностей лишь себе, любимому. Он никуда не спешил. Его не ждали на работе, не гнали на выполнение спецзаданий, не стояли с ножом у горла. Он мог позволить себе манеры. Ей понравилось.

– Где ж ты раньше был, дурачок?.. – задыхаясь, выпалила она.

Да где он только не был. В горных аулах, например, был (где нет акынов, а есть абреки). В степях Бурятии. В маленьких городах, на больших войнах. И в чужих кроватях – нередко. В палате лордов он только не был. Потому повел себя скромно (по-сибирски), не стал рассыпаться о ее потрясных женских достоинствах (которые сдержанно оценил), а с большим значением промолчал.

– Ну скажи что-нибудь, – попросила она жалобно.

– У Лукоморья дуб зеленый, – неохотно сказал он.

– Послушай, а ты не женатик? – встревожилась она.

Он покачал головой.

– Нет. Я довольствуюсь малым.

На завтрак бог послал картошку с бульоном.

– Кушай, Яша, тюрю, – улыбнулся Туманов. – Молочка-то тю-тю.

– Прости, – она потупилась. – Я не знала, что у меня будет… пилигрим, а не то бы с вечера настряпала. Ты потерпи, Пашенька, на обед котлет нажарю. С лучком…