Сергей Москвин - Агенты «Аль-Каиды»

– Раньше надо было причитать, иуда, – бросил я дрожащему от страха подполковнику и отвернулся, чтобы не видеть его.

Офицер военной контрразведки вывел трясущегося от страха коменданта на летное поле и посадил в нашу машину. Мы втроем отвезли его на аэродромную гауптвахту, и контрразведчик запер его в одной из свободных камер, где коменданту и предстояло дожидаться выехавшей за ним из Владивостока оперативно-следственной группы.

Пока сотрудник особого отдела заполнял необходимые документы на задержанного, я со своего мобильного телефона попробовал дозвониться до Бондарева, однако у меня ничего не получилось. То ли аэродром располагался слишком далеко от города, то ли мешало излучение аэродромных антенн. Пришлось просить контрразведчика показать нам дорогу к штабу. В штабе имелось два аппарата ВЧ, у дежурной службы и у командира части. Командир части в данный момент в штабе отсутствовал, но по просьбе офицера контрразведки дежурный по штабу открыл для меня его кабинет.

Набирая телефон Бондарева, я вспомнил про разницу во времени, которая между Москвой и Владивостоком составляла семь часов, и решил, что мой начальник мог еще и не прийти на службу. Однако Бондарев оказался на месте и снял трубку уже после второго сигнала.

– Товарищ полковник, они в Мурманске, – чувствуя себя гонцом, принесшим дурную весть, сказал я ему. – Вчера ночью, в час тридцать, Шаргаев и с ним около двух десятков боевиков на транспортном самолете «Ан-18» вылетели со шкотовского военного аэродрома в Мурманск. С тем же самолетом были отправлены два автомобиля: внедорожник «Мицубиси Паджеро», госномер… – я назвал Бондареву номер сапановского джипа, – и «ГАЗ-66» с военными номерами, на которых боевики прибыли на аэродром. По свидетельству коменданта аэродрома, присутствовавшего при погрузке, в кузове грузовика находилось четыре оружейных ящика, предположительно заполненных оружием. Накануне в банке Гонконга на имя Шаргаева был открыт счет, на который поступило пять миллионов долларов. По словам открывшего счет посредника, это лишь первая часть суммы. Поступление второй части суммы Шаргаев ожидает в течение ближайших дней.

– Значит, боевики направились к месту проведения теракта, – донесся до меня задумчивый голос Бондарева.

Как всегда, он говорил очень спокойно. И мне оставалось только догадываться, каких усилий стоит ему это внешнее спокойствие.

– Шаргаев принял предложение Ахмеда и сейчас будет отрабатывать полученные деньги, – вставил я в возникшую паузу.

– Это уж точно, – заметил Бондарев. – Такой куш он не упустит. – Он немного помолчал и добавил: – Вот что, возвращайся-ка ты в Москву. Думаю, настала пора нам тоже вылететь в Мурманск. Террористы готовы нанести свой удар. Мы должны их опередить.

С того момента, как охранник Ахмеда аль Рубеи вонзил нож в шею моего друга, я только и мечтаю об этом. И хотя мы упорно шли по следу террористов, они всюду опережали нас и вот уже вплотную подобрались к своей цели. Я чувствовал, что развязка близка, но вот какой она будет, совершенно не представлял.

Подполковник Жуйков и офицер контрразведки ждали меня в приемной командира части.

– Что сказал Бондарев? – первым делом спросил Жуйков.

– Приказал возвращаться в Москву, – передал я суть полученного приказа, опустив подробности.

– Через два часа как раз будет самолет в Москву, – подсказал офицер особого отдела. – Мы можем отправить вас на нем.

– Это было бы замечательно, – ответил я и посмотрел на Жуйкова.

И тут он сделал то, чего я от него никак не ожидал: подошел ко мне, крепко обнял за плечи и сказал:

– Удачи.

Я с благодарностью обнял его в ответ. А откуда-то из глубин подсознания выплыло убеждение, что удача, которую пожелал Жуйков, вскоре мне очень пригодится.

За два часа ожидания дующий с моря холодный бриз выдул из джипа все тепло. В салоне стало холодно, но Адмирал не разрешал включать печку, чтобы работающий двигатель не привлек к машине ненужного внимания. Еще холоднее было в затянутом брезентом кузове «шестьдесят шестого», и успевшие отвыкнуть от суровых условий армейской службы боевики, кутаясь в ватные бушлаты, то и дело материли про себя своего командира за проявленное по отношению к ним равнодушие. Но в данном случае они ошибались. Обычно не склонный к состраданию Адмирал на этот раз серьезно беспокоился, как чувствуют себя его бойцы. Но объяснялось это не внезапным проявлением гуманизма, а элементарным расчетом. Продрогший боец куда хуже справится с боевой задачей, чем пребывающий в тепле и комфорте. Еще несколько часов ожидания на холоде, и замерзшие мышцы одеревенеют настолько, что не смогут передернуть затвор и нажать на спуск. Тогда два отделения его отборных боевиков, томящихся в кузове грузовика, вообще станут ни на что не способны.