Сергей Москвин - Профи из «Вымпела»

– Кто вы?

В левой руке он держал черную кожаную папку с наложенным на нее листом бумаги, а в правой авторучку. Очки, папка, авторучка и исписанный лист указывали на принадлежность подполковника к военной прокуратуре. Поняв, кто перед ним, Ворон достал из своего нагрудного кармана служебное удостоверение и, раскрыв его перед военным следователем, представился:

– Оперуполномоченный военной контрразведки капитан Воронин, отдел безопасности военных перевозок.

Следователь устало усмехнулся:

– Милиция, ФСБ, комендатура, даже городская прокуратура, теперь еще и контрразведка. Полный комплект. Уже все отметились, только работать некому. Следственная бригада из городской сразу уехала. Раз происшествие с солдатами, значит, не их подследственность. Пусть военные и разбираются. Следом за прокурорскими и менты укатили. Даже эксперты фотоаппаратами пощелкали, трупы, не прикасаясь к ним, осмотрели и тоже укатили. Мол: причина смерти – огнестрел, остальные подробности после вскрытия. Фээсбэшник, правда, на станцию отправился, обещал свидетелей найти, да тоже куда-то пропал. Вот и приходится весь осмотр одному вести.

– Почему одному? Я могу помочь, – обиженный прозвучавшим заявлением следователя, вызвался Ворон.

– Вот как? – В глазах следователя промелькнуло недоверие. – Тогда давайте знакомиться. Сологуб Андрей Николаевич.

Переложив авторучку в левую руку, следователь шагнул к контрразведчику и протянул ему освободившуюся ладонь.

– Ворон, – по привычке представился Воронин и тут же поправился: – Кирилл.

– Ворон, Кирилл? – прищурился следователь и неожиданно спросил: – А вы в прошлом, случайно, не из спецназа?

Ворон сдержанно кивнул.

– По-нят-но, – растягивая слоги, многозначительно произнес следователь и, словно внезапно вспомнив о неприятной, но необходимой работе, поспешно поинтересовался: – Ну, что предпочитаете, молодой человек: заполнять протокол или вести осмотр?

Обойдя лежащий в проходе труп второго солдата, возле которого тоже лежал автомат, Сологуб подвел Ворона к открытому купе, откуда только что вышел. Там в разных позах на полу, на двух нижних полках и даже поперек подоконного пластикового стола лежали еще четверо погибших караульных: офицер в звании старшего лейтенанта и трое солдат-срочников: старший сержант, рядовой и ефрейтор. Все, кроме старшего лейтенанта, были без оружия. Офицер все-таки успел выхватить из кобуры табельный пистолет, прежде чем его сразила пуля убийцы, выпущенная точно в лоб. Лицо погибшего лейтенанта перечеркивала струйка запекшейся крови, вытекшая из крохотной дырочки над правой бровью. Повинуясь внезапному порыву, Ворон нагнулся к его выпавшему из руки пистолету и, осторожно взяв оружие за спусковую скобу, понюхал дульный срез. Пистолет пах только оружейной смазкой. Характерный запах пороховой гари отсутствовал напрочь.

– Он так и не выстрелил, – заметил Ворон, положив пистолет на место.

– А, кроме одного, больше никто и не стрелял, – добавил следователь. – У этого, – он указал на лежащий в проходе труп, – автомат даже с предохранителя не снят и патрона в стволе нет.

Ворон обернулся к лежащему возле купе караульному... Два ранения в грудь, одно из которых наверняка в сердце, и неестественно вывернутая голова... Присев возле трупа, Ворон пошевелил солдату голову. Уже наступило трупное окоченение. Ворон усилил нажим, растягивая задубевшие мышцы, и... голова провернулась. Сологуб с интересом наблюдал за ним и, когда контрразведчик поднял на следователя изумленный взгляд, живо спросил:

– Что вас удивило?

– У него свернуты шейные позвонки. Да еще эти раны, – Ворон указал на простреленную грудь погибшего солдата. – Не пойму, кому потребовалось дважды убивать его?

Сологуб неопределенно пожал плечами:

– Возможно, именно к нему убийца испытывал наибольшую неприязнь. Вот, застрелив, и издевался над трупом.

Предположение следователя выглядело вполне убедительным, но Ворон уже понял, что ему не нравится в общей картине реконструированных следователем событий. Он вновь зашел в купе, превратившееся в место бойни, и стал по очереди осматривать трупы... У офицера единственное ранение головы. У старшего сержанта, грудью навалившегося на стол, ранения в висок и в подмышечную область. К появившемуся у входа в купе убийце он сидел левым боком, вот и получил туда две пули. Ефрейтор сидел на одной полке с сержантом. Три пули в груди. Как минимум прострелены оба легких. Труп рядового на противоположной полке. Прострелена ладонь – пытался рукой заслониться от выстрелов. Но это не смертельно. А что смертельно? Ранение в печень и... в левое легкое. Других ран... на теле нет. На каждом из четырех трупов минимум ранений. Но все они, если не считать простреленной ладони рядового, пришлись в жизненно важные органы, повлекшие за собой мгновенную смерть! Чтобы так стрелять, необходимо обладать снайперской точностью и молниеносной реакцией, раз трое из четырех погибших караульных даже не успели вскочить со своих мест. Такой стрельбе не обучиться в общевойсковых частях, где солдаты срочной службы стреляют из автоматов не чаще одного раза в месяц. Правда, быстроту реакции убийцы можно объяснить все тем же состоянием аффекта. Но убийственная точность выстрелов не объясняется ничем. Все выпущенные убийцей пули попали в цель – ни в перегородках купе, ни во внешней стенке вагона нет ни одной случайной пробоины... Ворон поймал себя на мысли, что застрелившийся солдат, труп которого он видел возле вагонного тамбура, не ассоциируется у него с расчетливым и безжалостным убийцей. Он недоверчиво уставился на Сологуба: