Сергей Москвин - Ядерный шантаж

Неверов сразу уловил суть прозвучавшего предложения, но все же уточнил:

– Значит, вы хотите, чтобы я снабжал вас информацией о деятельности нашего предприятия в обмен на эту видеокассету?

– А также на финансовую и техническую поддержку во время предстоящих выборов в областную Думу, – быстро добавил Берш.

– Послушайте, как вы меня нашли? – вместо ответа на предложение спросил Неверов.

Его вопрос подсказал Бершу, что у объекта прошел шок, вызванный внезапным известием, а элементарный страх сменился трезвой оценкой ситуации.

– Ваш вопрос кажется мне некорректным и даже несколько обидным, – с легким упреком ответил Берш. – Я же все-таки возглавляю детективное агентство. И по действующему контракту я должен предоставить клиенту полную информацию обо всех знакомых его дочери. И если мы сейчас не договоримся, я просто вынужден буду так поступить.

– Угрожаете?

– Что вы, Евгений Аркадьевич. Просто советую. Ведь мы с вами не можем знать, как разгневанный отец распорядится этой видеозаписью. Но уверяю, у этого человека достаточно возможностей, чтобы наказать соблазнителя своей дочери. И вряд ли он примет вашу точку зрения, что в роли соблазнителя выступала его собственная дочь.

– Но если я соглашусь на ваши условия, вы гарантируете, что эта видеозапись исчезнет без следа? – прямо спросил Неверов.

– Разумеется. – Берш поспешно вынул из видеомагнитофона кассету и протянул ее Неверову.

Кассета являлась всего лишь копией, тем не менее совершенный Бершем поступок выглядел как настоящий жест доверия. Несколько секунд Неверов колебался, а затем выхватил видеокассету:

– Что вы хотите узнать?

– Для чего вы приезжали в Москву, Евгений Аркадьевич? – быстро спросил Берш.

– Я должен был согласовать в Министерстве обороны и в Минатоме дату поступления на завод трех подлежащих демонтажу ядерных боеприпасов, – ответил главный инженер.

– Когда же поступят эти боеприпасы?

– 5 июня, в следующий вторник.

31.05, четверг, 17.59

Висящие на стене часы монотонными щелчками отсчитывали время. В тишине опустевшей лаборатории сборочного участка АМСЗ движение секундной стрелки слышалось особенно отчетливо. Щелчок, и стрелка сдвигается на одно деление. Еще щелчок, еще и еще… Инженер-конструктор Арзамасского механосборочного завода, начальник участка сборки ядерных боеприпасов, впился глазами в циферблат. Он видел такие часы уже множество раз. В цехах и лабораториях родного завода, на полигонах ядерных испытаний в Семипалатинске и на Новой Земле – на всех объектах бывшего Министерства среднего машиностроения настенные часы были одинаковыми. Гончарову и раньше приходилось с замиранием сердца следить за движением секундной стрелки. Но тогда она отсчитывала время, оставшееся до момента испытания его «изделия». И он – один из создателей «изделия» – всякий раз с нетерпением ждал, когда обратный отсчет наконец закончится. Тогда на ядерных полигонах каждый щелчок часов, каждое перемещение секундной стрелки приближали момент его триумфа. Сейчас же стрелки отсчитывали время на пути предательства. Больше всего на свете Гончаров хотел, чтобы время или хотя бы эта секундная стрелка остановились. Но стрелка не останавливалась, все так же продолжая свой неумолимый бег по кругу. С последним щелчком и ранее неподвижная минутная стрелка тоже пришла в движение, сместившись на одно деление. Настенные часы показали ровно шесть часов вечера.

«Надо возвращаться домой, – сказал сам себе Валерий Гончаров. – Сколько можно здесь сидеть. Ведь простым ожиданием ничего не изменишь». И тут же в голову пришла мысль о самоубийстве. Последние три дня эта мысль приходила каждый вечер с завидным постоянством. Но рассудок инженера с не меньшей быстротой выдал контраргумент: «Ну, и чего я этим добьюсь? Тогда за все придется расплатиться сыну. Ведь мне же ясно дали понять, что станет с ним, если я откажусь». Гончаров стиснул голову руками и зажмурился: «Нет, смерть не выход. Мне придется сделать эти снимки. Когда я передам им то, что они просят, они отстанут». – «Вот тогда они тебя точно убьют», – возразил конструктору его внутренний голос. «Ну и пусть. Пусть! – упрямо повторил Гончаров. – Зато они отстанут от Сергея. Ведь он же ничего не знает. Дай бог, чтобы так никогда и не узнал». В советские времена доступ к секретам первой категории могли получить только убежденные материалисты, и Валерий Гончаров искренне считал себя таковым. Но в момент острейшего душевного напряжения он неожиданно подумал о боге, причем сделал это совершенно непроизвольно.