Валерий Горшков: Тюрьма особого назначения

— Я оба раза был серьезно ранен, и вы это знаете! — Я едва сдерживался, чтобы не броситься с кулаками на Медведева. — Это просто стечение обстоятельств! Вы кому больше верите — мне, офицеру спецназа, не раз проводившему успешные задания по обезвреживанию противника, или им, моджахедам?!

Я буквально задыхался от ярости, пытаясь доказать этому майору с каменным лицом то, что для меня было яснее ясного. Но он не обращал на мои доводы ни малейшего внимания и продолжал гнуть свою линию. А потом открыл папку и положил передо мной на стол снимок, на котором я был запечатлен рядом с двумя «воинами ислама». Под ногами у нас лежал окровавленный труп Летяева...

— Я слишком долго, капитан, работаю в контрразведке, чтобы верить в такие, как вы выражаетесь, случайности... — Майор закурил и, прищурившись, посмотрел мне прямо в глаза. — Впрочем, я готов вас выслушать. Расскажите, что с вами произошло с того момента, как вы высадились в указанной точке.

В течение часа я во всех деталях рассказывал сидящему напротив меня с бесстрастным лицом майору о неожиданно начавшемся обстреле, о том, что уйти удалось лишь мне и Летяеву. О том, как мы, питаясь всякой гадостью, пробирались в направлении своих. О том, как не выдержали измотанные нервы «спеца» и он перерезал горло ни в чем не повинному мальчишке, спустившемуся за водой, и о том, как я пытался помешать ему, в результате чего получил ножевое ранение в бок. Потом был плен, «палата интенсивной терапии», снимки «на память» и, наконец, обмен на моджахеда. Я убеждал Медведева, что переданный ему снимок — не что иное, как банальный, хотя и выполненный на высоком профессиональном уровне фотомонтаж. В какое-то мгновение мне показалось, что майор слегка оттаял и стал слушать меня заинтересованно. Так или иначе, но я рассказал ему вое от "а" до "я". После чего меня отвели в камеру, где оставили до утра без воды и пищи.

На следующий день ко мне в камеру пришел командир «Белых барсов» полковник Корнач.

— Я вчера слушал запись твоего разговора с Медведевым, — чуть помедлив, сказал он, не глядя на меня, — Если честно, то я тоже не очень-то верю в то, что ты мог оказаться агентом «духов». И в то, что фотография, которую нам передали, — настоящая. Кстати, завтра должно прийти заключение экспертизы относительно фотомонтажа. Если подтвердится, что это липа, то, считай, ты легко отделался. Если же, наоборот, докажут подлинность... — Корнач вздохнул, поднял на меня большие, с чуть желтоватыми белками, глаза и более твердо добавил:

— Но, как ты понимаешь, человек, в котором по каким бы то ни было причинам хоть раз усомнились, не может больше служить в нашем подразделении... Ты меня понимаешь, капитан? — удрученно произнес полковник.

Я понимал, что Корнач мне верит. И то, что мне никогда больше не служить в элитных подразделениях ВДВ.

— Я уже решил, командир! — резко ответил я.

— Можно узнать, что именно? — В глазах полковника сверкнул неподдельный интерес.

— Как только придет сообщение, что на снимке присутствует монтаж, я пишу рапорт об увольнении из армии.

— Обиделся, что не доверяют? — покачал головой Корнач. — Зря. Если хочешь, я могу при переводе поговорить с кем надо. Я ведь знаю, что для тебя, как и для каждого из нас, «боевые» — смысл жизни. Ты ведь профессионал, Владислав. Как не крути.

— Дело не в этом, командир, — произнес я угрюмо. — Просто с меня хватит крови. Не хочу больше...

— Не хочешь или не можешь? Это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

— Не хочу больше убивать! Уже год по ночам снятся кошмары. Не знаю, как я сам не сорвался вместо Летяева... Трупы, смерть! Ради чего?!

— Тише! — Корнач выставил вперед кряжистую ладонь. — Ты только Медведеву такие слова не говори... Мы, Влад, солдаты. И наше дело — выполнять приказ. А если кто усомнился в правоте того, что он делает, то... В общем, я уговаривать не стану. Решай сам. Только смотри, как бы потом не пожалеть.

— Это что, угроза?

— Вовсе нет. Я имею в виду твое внутреннее состояние, — парировал Корнач. — Ты уже не сможешь без этого. Это как наркотик. Засасывает с головой.

Знаешь, сколько бывших солдат после войны шли работать в милицию, чтобы только иметь призрачную возможность когда-нибудь применить табельное оружие?! К чужой смерти быстро привыкаешь и даже, раз от раза, начинаешь получать от этого удовольствие. Тем более, когда перед тобой враг.

— Я уже принял решение, командир...

— Подумай еще, — буркнул полковник, выходя из камеры. — Время еще в запасе есть...