Валерий Горшков: Тюрьма особого назначения

Мы надевали камуфляж, брали в руки оружие и убивали. Сорок пять профессиональных «рейнджеров» с шевроном белого барса на рукаве.

Перед моей первой операцией по «зачистке» местности, когда мы с парашютами за спиной стояли возле низкого трапа военно-грузового самолета, появился наш командир полковник Корнач и сказал фразу, навсегда запавшую в память: «Убийство — это лишение жизни без лицензии. У нас же, считайте, она есть. Так что пусть ваша совесть будет спокойна. Идите и выполняйте свою задачу...» Запрыгивая в самолет, мы даже не рапортовали традиционное в таких случаях «служу Советскому Союзу!..» Мы — это не все. Мы — выше всех.

После года службы в «Белом барсе» у меня стало колоть сердце и появились ночные кошмары. Я старался не обращать на это внимания. Получил старшего лейтенанта и продолжал выполнять боевые задания. Был дважды ранен, в последний раз — серьезно. Хирурги буквально вытянули меня с того света, и я, поправившись и прицепив на погоны еще одну звездочку, снова ринулся в бой...

А потом, утром пятого июля, наступил ад. Я мало что помнил, кроме того, что нас в буквальном смысле расстреливали из орудий. Снаряды рвались со всех сторон, обдавая смертельным жаром и брызгая на лицо каплями горячей крови.

Кругом валялись окровавленные куски человеческого мяса... Уйти в горы удалось только мне и майору Летяеву. Рация была разбита, так что связаться с базой не было ни малейшей возможности. Прячась даже от собственной тени, питаясь той растущей и ползающей пищей, что входила в «экстремальный рацион выживания», усталые, озлобленные и, как потом выяснилось, заживо похороненные командирами, мы в течение шести суток пробирались в сторону границы «запретной зоны». На утро седьмого дня остановились возле небольшой горной речушки. Наши запасы воды были равны нулю, так что вопроса — выходить или нет на открытое пространство, даже не стояло. Но едва мы приблизились к речке, как откуда ни возьмись появился мальчик, одетый в драный ватный халат. По всей видимости, где-то недалеко находилось селение. В руках подростка были два глиняных кувшина для воды. Выбрав удобное место, он присел на корточки и, набирая воду, вдруг затянул одну из заунывных восточных мелодий. Все они почти автоматически ассоциировались у нас с образом врага. Лицо Летяева тут же перекосило от ярости. Вместо того чтобы выждать несколько минут, пока мальчик закончит свое дело и скроется за ближайшим холмом, майор выхватил из-за пояса нож и ринулся на ничего не подозревающего мальчишку. Он словно обезумел. Многодневный переход вымотал и меня, но не до такой степени, чтобы не отличить врага от мирного, ни в чем не повинного ребенка. Замешкавшись всего на пару секунд, я бросился следом, пытаясь помешать Летяеву. Но тот оказался на берегу первым. С выпученными от злобы глазами майор схватил за волосы испуганно обернувшегося на шум мальчика и с гортанным звериным ревом полоснул острым спецназовским ножом по его горлу. На мокрые прибрежные камни фонтаном брызнула кровь...

Я настиг майора в прыжке и сбил его с ног. Как бешеные собаки, мы катались по острым камням, не обращая внимания не только на боль, но и на все остальное. Появись где-то неподалеку целая армия воинов ислама — и мы не заметили бы ее. Наконец мне удалось крепко прижать Летяева спиной к земле.

Одной рукой я держал запястье его правой руки, в которой все еще был зажат нож, а локтем другой надавил ему на кадык. Казалось, силы покинули майора и он потерял сознание. На какое-то мгновение я ослабил хватку, пытаясь вырвать из его расслабленных пальцев кровавый нож. Но тут рука притворившегося Летяева взметнулась вверх, и лезвие полоснуло меня по правому боку... Как назло, бронежилеты мы сняли еще два дня назад, стремясь как можно больше облегчить свою поклажу. У нас были лишь короткоствольные автоматы, ножи, запас патронов, перевязочный пакет и фляга для воды.

Сбросив меня, майор поднялся, презрительно сплюнул на лежавшего рядом мертвого ребенка и прошипел, с трудом переводя свистящее дыхание:

— Ублюдки сраные!.. Вот и валяйтесь здесь... А я пошел, разберусь с остальными обезьянами!

Летяев вытер нож о халат мальчишки, отстегнул от ремня помятую флягу, зачерпнул воды и стал жадно пить, суцорожно глотая ледяную влагу пересохшим горлом. Затем, подобрав с земли мой автомат, он на секунду остановил взгляд на моем искаженном от боли лице, усмехнулся и уверенным шагом терминатора зашагал в ту сторону, откуда несколькими минутами раньше появился подросток. Я лежал и был бессилен что-либо предпринять. Этот озверевший безумец шел на верную смерть...