Валерий Горшков - Тюрьма особого назначения

Я надеялся, что капитан вряд ли станет убивать журналиста, чтобы снять с него одежду и оставить в палате вместо Завьялова. Скорее всего, бородача попросту «вырубят» на время или усыпят при помощи быстродействующего снотворного. Но в любом случае болтаться под ногами журналистов, не давая им зайти к «банкиру» без меня, или без видимой цели торчать в коридоре возле двери в палату Завьялова было нелепо. Ни к чему хорошему это не приведет. Меня могут запросто пристрелить из пистолета с глушителем, а потом затащить в палату и закрыть там. Поэтому напасть на преступников следует неожиданно, чтобы застать их врасплох. Для начала следовало убедиться, что журналист — уже не журналист, а переодетый Завьялов, а потом попытаться «вырубить» капитана и завладеть оружием. Я очень надеялся, что при этом никто не пострадает.

Мысленно рассчитав маршрут передвижения «тройки», я занял место в коридоре возле лестницы, по которой девушке, капитану и Завьялову надлежало подняться наверх, чтобы забрать вещи журналистов, перед тем как спуститься к выходу. И когда до моих ушей донесся гул приближающихся шагов, понял, что не ошибся. Со врем чи стычки с Маховским, когда я снова ощутил уже, казалось, забытое навсегда чувство охотника, мое сердце снова бешено забилось. Затаив дыхание, я приготовился к атаке...

Я вышел из-за скрывающей меня стены, когда троица уже собиралась ступить на лестницу, и тихо свистнул, стараясь заглянуть в глаза девушке. И обрадовался, что это удалось. В них я прочел страх и отчаяние, смешанное с надеждой... Этот свист был известным психологическим приемом, применяемым спецгруппами при освобождении заложников. Им пользовались очень редко, но на сей раз он оказался кстати. А потом я, пользуясь эффектом неожиданности, точно выверенным ударом отправил оглянувшегося и вздрогнувшего от неожиданности капитана в глубокий нокаут, наверняка сломав ему челюсть. Мне необходимо было вывести Гарина из игры быстро и надолго, и здесь уже не оставалось места для сантиментов и жалости, да простит меня Господь.

Я молниеносно кинулся к рухнувшему на каменный пол капитану в надежде завладеть пистолетом, но в кобуре было пусто... Зато пистолет был в руке Завьялова, с завидным хладнокровием среагировавшего на неожиданное изменение ситуации, не сулившее ему ничего хорошего. И дуло его было приставлено к виску журналистки.

Ситуация сильно осложнялась.

— Спокойно!.. — сдвинув очки на лоб, прошипел преступник, сильно ткнув пистолетом в висок девушки. Она вскрикнула и зажмурилась. — Ловко ты, ничего не скажешь! И маскарад какой! — Завьялов испепелял меня взглядом. Я стоял на месте, стараясь не шевелиться, и одновременно наблюдал за движением глаз «журналиста» и за направлением, куда смотрел ствол пистолета. Пока жизнь заложницы под угрозой, предпринимать что-либо было совершенно бессмысленно.

Прошла секунда, показавшаяся мне вечностью. Завьялов явно не знал, что ему предпринять дальше. Значит, мои шансы возрастали.

— Отпусти ее, — стараясь говорить как можно спокойнее, произнес я, делая пробный шаг. — Если ты ее убьешь — тебя расстреляют. Теперь уже с гарантией.

— Заткнись! — взвыл Завьялов. — А теперь — на пол! Я сказал — на пол, сука!!!

Я медлил, и это еще больше взбесило зека. Его лицо пошло красными пятнами, темные очки съехали набок, а челюсти сжались с такой силой, что сквозь натянувшуюся, словно барабан, кожу проглядывались рельефные волокна скульных мышц.

— Ложи-ись, гад! — в бессильной злобе прохрипел Завьялов. — Считаю до трех!!! Потом вышибу этой девке мозги!

— Хорошо, хорошо, — примирительно пробормотал я. — Только не надо волноваться. Я все сделаю.

И тут застонал и зашевелился до сих пор неподвижно лежащий на полу капитан. Это было по меньшей мере удивительно, поскольку после моего сокрушительного удара он должен был «отдыхать» не менее пятнадцати минут, прежде чем подать первые признаки жизни. Но то ли Гарин оказался необычайно выносливым, то ли я утратил былые навыки рукопашного боя, — но с момента удара прошло не более минуты, а капитан уже начал приходить в себя.

Именно в этот самый момент Завьялов и совершил основную ошибку, ставшую роковой для сотен и сотен террористов по всему миру. Он отвел взгляд от меня и посмотрел на поверженного капитана. И, не ограничившись созерцанием его разбитой физиономии, презрительно выплюнул:

— Паскуда! Все испортил!

Ствол его пистолета в этот момент несколько сместился в сторону и уже не упирался в висок журналистке, а смотрел чуть выше.