Глава двенадцатая. Схватка
За окном вовсю гремит гром, оглушительные разряды которого похожи на выстрелы пушек; молнии ослепляют, на считаные мгновения превращая вечерние сумерки в день. Сильный ливень барабанит по карнизу, добавляя свою лепту в мелодию разыгравшейся стихии.
Запах озона смешивается с ароматом волос жены, таким же пьянящим и дурманящим, как и ее поцелуи. Как же сладко быть рядом с ней!
Неповторимый контраст бушующей природы и уюта уединения с любимой женщиной делают этот миг уникальным; хочется, чтобы он растянулся в вечность. Хочется, чтобы эта минута, это сейчас не кончалось. Такое уютное, теплое, нежное сейчас…
Гроза уходит, а дождь теперь мерно поливает, принося долгожданную прохладу измученному жарой городу. Вдруг на западе расступаются тучи, и на миг карие глаза жены освещают лучи заходящего солнца; они будто зажигают их. Самые прекрасные и родные очи сами начинают словно источать свет, который так тепло греет мое взволнованное сердце… Красивый жест уходящего дня.
Сейчас нет места разговорам, нет. Лишь бессвязные слова любви и ласки, перемежающиеся нежными поцелуями…
Воспоминание одного из последних моих увольнений, после которого я узнал, что любимая непраздна…
…Ребенок. Такой маленький, крохотный, так нелепо и в то же время по-детски мило переступающий маленькими ножками. Я не понимаю, мальчик это или девочка – в годовалом возрасте одетых в штанишки детенышей трудно различить. Я вижу невероятно счастливую улыбку во весь рот, четыре зубика и слышу детский такой писк, перемешивающийся со смехом: ребенок пытается догнать маму. Последняя, также весело и счастливо смеясь, убегает от малыша на четвереньках, нарезая круги вокруг детской кроватки… Какая же добрая и милая картина… В матери я узнаю Дунишу, а в крохе своего ребенка. Ребенка, которого я никогда не видел.
Из глубины дома раздаются голоса. Кажется, они мне знакомы. В одном я узнаю свою маму, в другом Айнгерру… Господи, неужели это правда и они в безопасности?!
…Томящая, сладкая и нежная грусть, тоска по любимым сменяется вдруг тревогой. Это чувство вытесняет оставшуюся негу не сразу, но, появившееся вдалеке, оно нарастает и заполоняет все мое сознание.
Вдруг я оказываюсь в лодке. Окружающий туман, скрывающий противоположный берег, безмолвие, мерный скрип уключин – я вспоминаю это место мгновенно, оно навсегда отложилось в моей памяти. Это та самая ночь, Буг… Только плыву я не на советскую сторону, а, наоборот, к немцам.
Страх ледяной иглой пронзает сознание. Я помню, что он умер, что я его убил. Но это было в той жизни, а ведь сейчас он должен быть рядом… Я чувствую его присутствие, пытаюсь повернуть голову к носу лодки – и не могу. Будто какая-то чудовищная сила сковала меня, я не могу пошевелиться – но все-таки борюсь.
Наконец будто бы получается развернуться. В лодке никого нет, сдавленный вздох облегчения невольно вырывается из груди. Но в этот же миг сильный толчок бросает меня на деревянное сиденье.
Я причалил к берегу. Туман рассеялся, и сквозь ночную тьму я различаю одинокую фигуру, неспешно приближающуюся ко мне. Сомнений быть не может, это ОН. Я чувствую вдруг тяжелый запах свертывающейся крови и разлагающейся плоти. Горло сдавливает от нахлынувшего ужаса, а гауптман с разорванным животом вплотную подходит ко мне. Его лицо бело как мел, и эта неживая белизна хорошо заметна даже в темноте.
Его губы вдруг кривятся. Он пытается что-то сказать:
– Локи, это Валькирия! Локи, ответь! – вдруг раздаются в моей голове слова выходящих в первый день на связь летчиков. Или, может, они звали группу позже?
И уже совсем другой, мертвенно-скрипучий голос капитана Климова вопрошает:
– Что же ты молчишь, Локи? Ответь…
Видение вдруг сменяется другой картиной. Черный, будто нависший над головой деревянный потолок, маленькая комнатушка, освещающаяся тусклой лучинкой, и мужское лицо, смотрящее на меня в упор. Борода клином, обвислые усы и длинные волосы, нахмуренные брови, длинный, будто клюв, нос… Этот мужчина почему-то ассоциируется в моем сознании с Кощеем Бессмертным. Да, Кощей. Значит, очередной кошмар.
– Держись, парень…
Становится невыносимо жарко. Рядом работают печи, огромные, жаркие печи. Наверное, доменные. Да, наверняка доменные.
Становится все жарче…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу