Олег Приходько - Запретная зона

Петр всмотрелся в незнакомое лицо священника.

«ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ ЛИТУРГИИ, КОГДА ПОД СВОДАМИ ОТЗВУЧАЛА ЗААМВОННАЯ МОЛИТВА И ПРИХОЖАНЕ СМИРЕННО ПОКИНУЛИ ХРАМ, ПРОТОИЕРЕЙ о. ВАСИЛИЙ (ВАСИЛИЙ НИКАНОРОВИЧ ДВИНСКИЙ В МИРУ) ОПУСТИЛСЯ НА КОЛЕНИ ПЕРЕД ИКОНОЙ СПАСИТЕЛЯ…»

Петр сразу сообразил, что матерый опер взял верный след, и все же спросил с притворной недоверчивостью:

— Знаешь, сколько Никаноровичей в Москве?

— И всех убивают?.. А что, если запись в блокноте Филонова продиктована конспирацией? Кто это пишет в блокноте одно отчество? Без адреса, без существа вопроса… Может, он не хотел кого-то подставлять или этот кто-то сам просил его не упоминать фамилию? А?

— Я говорил с женой Филонова. Никакого Никаноровича она не знает.

— Никаноровича может не знать, а отца Василия?

— А Елахов?

— Знаешь что, Петя, если бы я узнал, кто такой этот Елахов, твоя зарплата и вовсе была бы неоправданной. Так мы едем или будем дальше гадать?

Отец Василий с женой жили в собственном доме в Коровино. У ладной постройки белого кирпича собралось немало машин. Проститься со священником приехали верующие, посещавшие церковь, родственники, церковное начальство. Петр и Каменев подъехали, когда из ворот в сопровождении диаконов и иереев выходил благообразный архиерей в мантии и митре, с панагией на груди.

В большой горнице с иконостасом в красном углу трещали расставленные по всему периметру свечи; певчие пели псалмы. Было тесно. И в тесноте этой над гробом священника, одетого по сану, витала светлая скорбь.

Петр постоял несколько минут у гроба, тихонько вышел в прихожую и, справившись у репортеров о членах семьи, подошел к сидевшим на скамье вдове и сыну усопшего.

— Антонина Марковна, Серафим Васильевич, — сказал он чуть слышно, — позвольте выразить вам мое искреннее сочувствие.

Повисла пауза. Вдова сидела неподвижно, уставившись в одну точку, и никак не отреагировала на его слова; сын же кивнул несколько раз в знак признательности, поднял на него окаймленные нездоровой синевой глаза. Задавать вопросы Петр не решился, однако задать их было необходимо, и Серафим Васильевич почувствовал это без слов. Осторожно дотронувшись до руки матери, покоившейся на ее коленях, он поднялся.

— Простите, Серафим Васильевич, — заговорил Петр, когда они вошли в маленькую комнатку, служившую старикам Двинским спальней, — спасибо вам. Я — следователь, Швец Петр Иванович…

Серафим Васильевич кивнул и воззрился на чужеродного в этом доме чиновника от юстиции.

— Скажите, пожалуйста, вам ни о чем не говорит фамилия Филонов?.. Андрей Яковлевич?..

Серафим Васильевич помолчал несколько секунд.

— Нет, — ответил он односложно.

— А фамилия Елахов?

— Нет.

— Вы никого здесь не узнаете? — Петр торопливо разложил на краю кровати, куда были свалены одежды певчих и прихожан, фотографии.

Сын священника посмотрел на них, не отходя от двери.

— Нет. Никого.

— Может быть, подойдете ближе? — с надеждой попросил Петр.

— Не нужно. У меня дальнозоркость. Никого.

— Вам нечего сообщить следствию об убийстве отца?

— Нет.

— Вы часто виделись с ним в последнее время?

Серафим Васильевич глубоко вздохнул, изо всех сил стараясь сдержать подступившие рыдания, зажмурился, тряхнул головой. Ресницы его заблестели.

— Простите еще раз, — понял Петр и, вынув из кармана визитку, молча вложил в его руку.

— Понимаю, — кивнул Серафим Васильевич. — Пожалуйста, не нужно говорить с матерью… сейчас…

— Ну, что вы! Ни в коем случае…

Они вышли. Смущенный своей вынужденной бестактностью, Петр вернулся ко гробу, протиснулся вдоль окошек, стараясь попасть в поле зрения Каменева. Разглядывать лица людей, пришедших проститься с Никаноровичем, смысла не видел: если что-то здесь и могло пролить свет на убийство, Каменев это непременно засек. Но опер стоял, сосредоточенно глядя на крест в руках покойного.

За окном послышалось урчание катафалка, прибывшего, чтобы отвезти отца Василия в церковь.

«Боже Святый, Боже Крепкий…» — запели певчие перед выносом, прося у Бога прощения усопшему, а заодно и себе.

Костя Андреев уезжал 20-го числа поездом в 19.05 с Казанского вокзала. Провожал его Каменев, упросивший водителя оперативной «волги» напоследок прокатить товарища по Москве. Костя глядел на огни столицы, узнавая места, — помнил их с университетских лет, когда еще мог позволить себе в каникулы наведаться в Москву или Питер, развеять тоску.