Олег Приходько - Запретная зона

— Извините, — сказал Женька, — я не собирался вас обижать.

— А, не страшно, — старик оказался настолько же отходчивым, насколько вспыльчивым. — В моем возрасте не накапливают обиды, а стараются от них избавляться.

— А вы не подскажете, остался кто-нибудь, кто работал с Натансоном над этой проблемой?

— Этого не знаю. У него была когда-то своя лаборатория, но, подозреваю, ее уже нет. Незадолго до смерти Фимушку уложили на обследование по поводу его психики. Бредовая идея не нашла своего воплощения. И слава Богу! А в общем, не в пустыне же он работал — наверняка остались коллеги, учителя и ученики. Хотя бы этот его друг… Запамятовал фамилию, то ли Корзин, то ли Корсун…

— А откуда вы знаете, что его идея не нашла своего воплощения?

— Хм, голубчик, если бы это произошло, то об этом знали бы даже вы, уверяю вас!

Женьку удивило, что старик ни разу не спросил, почему спустя столько лет возник интерес к его соседу. Создавалось впечатление, что все годы после смерти Натансона он сидел на скамейке и ждал, покуда к нему обратятся за этой информацией. Не удержавшись, он спросил об этом.

— Как — почему? — посмотрел на него старик. — Мне ведь все объяснил вчера ваш коллега. Он предупредил, что могут возникнуть дополнительные вопросы, поэтому ваш приход меня нисколько не удивляет.

Женька почувствовал, как пересохло у него во рту.

— Какой… коллега?

— Из КГБ или откуда вы там, я уж не знаю. Сейчас принято интересоваться тем, чего не вернуть. Впрочем, ваша организация проявляла интерес к Фимушке и при его жизни, надо отдать должное.

Женька хотел что-то еще спросить о «коллеге», но понял, что аббревиатуры РНК и ДНК старику понятнее, чем КГБ.

— Спасибо вам, — вымолвил он чуть слышно и побрел прочь со двора.

«Значит, об Изгорском-Натансоне органам все-таки известно, — думал он под карканье вспорхнувших ворон. — Ну, что ж, тем более не стоит копья ломать — этих ребят не опередишь, если надо, они тебя и велосипедом переедут. Все! В архив!»

Он высоко подпрыгнул и сшиб кончиками пальцев красно-желтый листок, одиноко висевший на кленовой ветке. На душе стало легко до смешного, как будто это он пробежал 42 километра 195 метров и сообщил о победе греков над персами. Теперь можно было праздновать победу и поражение одновременно: убийц его клиента найдут и покарают без него.

Человеком, беседовавшим накануне с доктором Генрихом Александровичем Розеном, бывшим соседом Натансона, был Нежин. Смутные воспоминания Розена о проблеме, над которой работал Натансон, щедро приправленные скепсисом ортодоксального материалиста, насторожили его: нелепым казалось самоубийство сорокапятилетнего ученого, одержимого идей спасения человечества, из-за «какой-то музыкантши». Уточнив у соседей имя и фамилию неверной жены Натансона, Нежин принялся выяснять подробности его похорон. Закрытый гроб, отсутствие в деле заключения и протокола опознания оставляли вопрос о его смерти открытым, но главным, что вызывало подозрения чекиста, было почти точное соответствие замысла ученого в начале семидесятых воплощению, относившемуся к 1986 году. Осуществить надуманное Натансоном могли, конечно, его ученики или соратники, данными о которых следствие пока не располагало (за исключением одной фамилии, неточно названной Розеном — «не то Корсак, не то Корбут… что-то в этом роде»). Найти их в архивах РАН было делом несложным, однако для начала Нежин решил отработать по следственному плану все, что подтверждалось к настоящему времени документально и не подлежало сомнению, а именно психиатрическую больницу, где Натансон проходил курс лечения, и «музыкантшу», по состоянию на 1975 год — Натансон Валентину Иосифовну.

— Н-да-с, н-да-с, — женоподобный, расплывшийся вследствие нарушения обмена веществ врач-психиатр Чижик, с трудом дотянувшись пухлой ручкой до затылка, почесал плешивую голову. — Диагноз, как говорится, обширный, в смысле — обтекаемый-с… — он вернул Нежину, с которым встречался не впервые, заключение судебно-психиатрической экспертизы.

— Павел Яковлевич, меня интересует соответствие этого диагноза реальному состоянию здоровья Натансона, который находился у вас на лечении в указанный период. — Нежин открыл архивную папку и, вынув несколько листов, скрепил заключение согласно нумерации — Орлову я не знаю, что же касается упомянутых здесь Шенкеля и Уралова, то их подписи встречаются в делах тех лет частенько и, мягко выражаясь, доверия у меня не вызывают