Дэвид Балдаччи - До последнего

— Здесь есть кто-нибудь? Мне нужна помощь... — сказал он в последний раз и замолчал.

Фрэнсис Вестбрук чувствовал, что его обложили со всех сторон. Его привычные пристанища, квартиры, где он часто отсиживался, места, где он обычно обделывал свои делишки, неожиданно оказались для него закрыты. Кроме того, он знал, что за ним охотятся федералы. Были еще люди, которые его подставили, — и они тоже жаждали его крови, Фрэнсис ни секунды в этом не сомневался. Он держался только благодаря постоянной привычке к риску и огромной энергии. Сейчас он обитал в заднем помещении негритянской мясной лавки в юго-восточной части Вашингтона, находившейся в десяти минутах езды от здания Капитолия и других правительственных учреждений. Хотя Вестбрук прожил в Вашингтоне всю свою жизнь, он так и не побывал в Капитолии. Равным образом он не посетил ни одного национального памятника архитектуры, ни одного театра или музея. Все эти монументальные постройки, ставшие символами великой державы, не имели для него никакого значения. Он не считал себя ни американцем, ни жителем Вашингтона. В социальном отношении он не причислял себя ни к горожанам, ни к деревенским жителям — ни к кому-то еще. Он был просто бандитом, который общался с другими бандитами и так же, как они, стремился выжить. Когда ему было десять лет, целью его жизни было дожить до пятнадцати, потом он захотел отметить свое двадцатилетие — прежде чем его убьют. После этого он задумал дожить аж до двадцати пяти. Когда два года назад ему стукнуло тридцать, он устроил по этому поводу грандиозный банкет — отмечал невиданное в своей среде долголетие. В мире, где он жил, все было слишком зыбко и рассчитывать на обеспеченное, стабильное будущее не приходилось. Фрэнсис Вестбрук тоже на него не рассчитывал.

Теперь он думал о том, как плохо все получилось с Кевином. Он, стремясь обеспечить парню нормальную жизнь, совершенно упустил из виду его безопасность. Одно время Кевин постоянно находился при нем, но как-то раз в банде возникла ссора, которая быстро переросла в перестрелку, в результате чего Кевин получил пулю в лицо и едва не погиб. А Фрэнсис тогда даже не смог отвезти его в больницу, поскольку его вполне могли арестовать. После этого он устроил Кевина в неком подобии семьи, состоявшей из его дальних родственников — престарелой женщины и ее внука. Он следил за парнем, старался как можно чаще его навещать, но на коротком поводке не держал, поскольку считал, что мальчишка в десятилетнем возрасте нуждается прежде всего в свободе.

Фрэнсис пришел к выводу, что Кевин должен жить по-другому — не так, как его приятели, чье существование сводилось к наркотикам и перестрелкам и которых ожидал скорый бесславный конец, фиксируемый патологоанатомом в морге, вешающим бирку на большой палец ноги. По этой причине Фрэнсис не хотел, чтобы Кевин слишком долго находился среди окружающих его людей и видел то, что видели они. Уж очень велик был для мальчишки соблазн ступить на ту же дорожку. В этой среде все происходило в соответствии с пословицей: «коготок увяз, всей птичке пропасть», ибо под привлекательной на первый взгляд поверхностью этой жизни скрывалась опасная трясина, которая быстро засасывала человека с головой. Это не говоря уже о том, что в этих водах обитало великое множество смертельно опасных гадов, прикидывающихся твоими друзьями, и узнать их истинную сущность можно было лишь тогда, когда они вонзали тебе в шею свои ядовитые зубы. Такое ни в коем случае не должно случиться с Кевином. Так решил Фрэнсис в тот день, когда Кевин родился. Тем не менее существовала вероятность, что с Кевином случилось что-то серьезное. По прихоти судьбы Фрэнсис, не желая того, мог пережить Кевина.

Пока Фрэнсис прибирал к рукам золотоносные участки торговли наркотиками около станций метро, с полицией у него все было «тип-топ». Его ни разу не арестовали ни за один мелкий проступок — не то что за наркотики, хотя в «бизнесе» он был уже двадцать три года. Он начал заниматься этим еще в детстве и с тех пор ни разу не свернул с этой стези и ни разу не оглянулся, тем более что и оглядываться-то ему было не на что — никаких тылов у него не имелось. Фрэнсис всегда гордился своей чистой анкетой, несмотря на то что занимался противозаконными делами. Нельзя сказать, чтобы ему просто везло, — по большей части он выходил сухим из воды потому, что тщательно просчитывал свои шансы на выживание, делился информацией с нужными людьми, которые взамен предоставляли ему возможность обделывать свои делишки в относительной безопасности. А еще у него был девиз: не раскачивать слишком лодку, не устраивать безобразий на улицах, и — не дай Бог — нигде и ни в кого не стрелять, если, конечно, этого можно избежать. Другими словами, он делал все, чтобы не слишком обременять своей персоной федералов, у которых были деньги и власть и которым ничего не стоило превратить его существование в ад — а кому это надо? Его жизнь и без того была полна лишений. Но без Кевина она не стоила и гроша.