Александр Тамоников - Жестокое перемирие

– Окуленко, в машину! – гаркнул Ковальчук.

В бронированном «тянитолкае», защищенном с пяти сторон толстыми листами стали, было вдоволь места. Ополченцы загрузились в машину. Чумазые, бледные, в порванной одежде.

Выл от боли длинноволосый Антон Николаев. Пуля пропорола ему живот, он потерял много крови. Товарищи втащили его в салон, уложили на переднее сиденье. Липник держался за окровавленное ухо, как-то виновато поглядывал на командира.

Андрей с удивлением подметил, что в честную компанию затесались два чужака. Люди Ковальчука обращались с ними не больно-то гуманно, отвешивали затрещины, крыли матом.

Первый был невысокий, лысоватый, плотный, с погонами капитана украинской армии. Он сносил побои молча, только сжимал зубы.

Второй – сухопарый, высохший, с угловатым черепом. Волос на голове у него тоже было немного, череп украшала широкая залысина. Он носил камуфляж без знаков различия, щеголеватые ботинки. Запястье украшали здоровые швейцарские часы.

Этот фрукт, не мог молчать, надрывался фальцетом:

– Do not touch! You are not permitted me to touch! I have immunity! I am a citizen of the United Kingdom, I will complain! [2]

– А это что за кексы? – удивился Андрей.

– Который хохол – командир батареи САУ «Акация» капитан Котрич Олесь Петрович, – объяснил Ковальчук. – Тот самый парень, который ежедневно кричал «Батарея, огонь!», прекрасно зная, что убивает гражданских и разрушает мирную инфраструктуру.

– Я просто выполнял свою работу, – сдавленно пробормотал украинский артиллерист.

– Да, конечно. Обычная работа, – сказал Андрей. – Чтобы штаны не сваливались. Понятно. Скажи, капитан, это ты командовал стрельбой, когда твоя батарея уничтожила колонну гражданских беженцев?

Капитан напрягся, паника забилась в его взгляде.

У Андрея потемнело в глазах. Он сбросил с плеча автомат и решил, что прямо сейчас прикладом выбьет дух из этой мрази.

– Все, капитан, хватит! Ты предлагаешь этому мерзавцу слишком легкую смерть. – Ковальчук шагнул вперед. – Не только ты пострадал. У меня тетку позавчера убило и двоюродную племянницу. Отвезем пленных в штаб.

– Ладно… – Затмение прошло, самое время включить мозги. – А это кто такой? – Андрей схватил за шиворот иностранца, лопочущего нечто непонятное.

– Отзывается на имя Брюс Фишер, – пояснил Ковальчук. – Я так понимаю, советник из Североатлантического альянса. Прибыл в Новороссию, чтобы учить украинских солдат убивать женщин и детей. Знаешь, капитан, пойми меня правильно, но мне как-то жалко стало его мочить, как самую заурядную мразь. Доставим куда следует, командование оценит. Это своему Савельеву спасибо скажи. Рушило штаб разнес парой выстрелов из «РПГ», а этих на развалинах нашли, под обломками – пытались выползти. Капитан был слегка контужен, но вроде оклемался.

Натовский советник энергично гримасничал, вопил, чтобы его немедленно отпустили.

– Отпустим, многоуважаемый сэр, не извольте беспокоиться, – проворчал Савельев и мощным ударом кулака отправил Фишера в хвост салона.

Последним в машину запрыгнул Голуб. Перед этим он раскрыл ворота. Зимин вывел броневичок со стоянки. Двигатель натужно ревел, из выхлопной трубы валил густой дым. Машина явно была проблемная, но вроде ехала. Кряхтел Лева Верещагин, припав к пулемету.

– Ексель-моксель! – вскричал в расстроенных чувствах Зимин. – Хлопцы, это же корыто с гвоздями! Где были мои всевидящие глаза?! Ладно, живы будем – не помрем!

– Мужики, кого-то не хватает! – крикнул Андрей, осмотрев прокопченные лица ополченцев.

– Панченко убили, – дрогнувшим голосом сказал молодой Добровольский. – Мы провода из хранилища вытягивали. Какой-то укроп в трансформаторной будке спрятался и засадил из автомата. На месте, сука, убил!.. Мы не успели его вытащить, нужно было уходить.

– Это так, Андрюха, – мрачно подтвердил Ковальчук, хватаясь за ручку над головой. – Начни мы вытаскивать – все легли бы. У нас в запасе секунды оставались. Жалко парня, но, как ни крути, потери минимальные.

– Эх, Олежка… – Добровольский вздохнул. – От него ведь вообще ничего не осталось.

Загрохотал пулемет на крыше. Верещагин давил на гашетку. На разгромленной базе кричали люди. Трое военных выбежали на дорогу, стреляли вслед уходящей машине. Их накрыло облако пыли от пуль, взбивших землю. Один повалился с перебитыми ногами, заорал. Остальные попятились, побежали обратно.

Сомнительное детище украинской военной промышленности уже проскочило ржавые ворота. Перед глазами ополченцев расстилалось поле.