Олег Приходько - Реквием для свидетеля

За щелчком последовал финальный пассаж фантазии.

Все эти глупости и гадости взбалмошной девчонки во второй раз Першин слушать не стал. Он бросил плейер в сумку и вышел во двор, услыхав шаги проснувшейся хозяйки.

— Доброе утро, Мария Тихоновна. Не знаете, когда уехала Вера?

— Вчера уехала, — отозвалась хозяйка не слишком приветливо. — И правильно сделала. Надо же так назюзюкаться… А еще врач.

— Врачи тоже бывают эгоистами и алкоголиками, — не стал вступать в пререкания Першин. — Спасибо вам за приют. Я уезжаю. Не держите зла. Когда вокруг много злых людей, трудно сосредоточиться на добре.

Он вернулся в комнату, осмотрел шкаф и полки на предмет забытых вещей. Потом присел «на дорожку» и горько пожалел о том единственном дне, которого не хватило, чтобы изменить жизнь.

До Москвы он добрался лишь в три часа. Масличкина летела этим же самолетом, сидела в трех рядах впереди, и перед глазами Першина то и дело мелькала ее немыслимая апельсиновая прическа. За два часа лета Першин основательно выспался, раздражение ушло, Москва не казалась ни чужой, ни своей — просто пункт назначения, словно бы он был не живым человеком, а чемоданом. Такое самочувствие Першину даже нравилось: чемодан, в котором нет места для эмоций.

Госпожу Масличкину встречал супруг Виктор Петрович. На голову ниже супруги, худой и тщедушный человек неопределенного возраста с лицом язвенника или аскета поневоле, Масличкин подхватил дырчатый фанерный ящик с фруктами и большой кожаный чемодан на колесах и поволок все это к выходу из аэровокзала с такой проворностью, что тумба-жена едва поспевала за ним.

Першин плелся в десятке метров позади и раздумывал, не подвезти ли их на машине, и уже было склонился к тому, что это стоит сделать — авось появятся в его московской жизни новые знакомые, к тому же не чуждые музыке: покойная дочь их подавала надежды и даже участвовала в конкурсе юных дарований. Но Масличкины уверенно направились к большой черной машине — кажется, это был «форд» последней модели. Он стоял у самого входа в вокзал, потеснив такси и все другие машины, как будто был самым главным на запруженной донельзя площади.

В следующее мгновение произошло то, что заставило Першина отпрянуть, резко изменить направление и, сделав вид, что он высматривает кого-то в темном витринном стекле, продолжить наблюдение за посадкой четы в машину.

Из салона навстречу пассажирам вышел человек лет сорока пяти на вид, высокого роста и военной выправки, в легкой бежевой курточке поверх футболки. Куртка в такую жару могла понадобиться разве чтобы скрыть под ней кобуру с пистолетом. Но внимание Першина привлекло не это: высокий человек был одним из тех, кого он видел на даче в окружении Графа!

Он осторожно повернулся, проследил за тем, как Масличкины исчезают в красном зеве необъятного салона, как, захлопнув дверцу за ними, Высокий нырнул в передний отсек и машина сорвалась с места. Да, это был тот самый, что оставался за старшего, пока Граф лежал после операции без сознания. Всякий раз, когда Першину было что-нибудь нужно, он имел дело именно с ним, и никакой ошибки тут быть не могло. Першин так растерялся, что даже не сообразил запомнить номер. Потом, наконец опомнившись, стремглав побежал к платной автостоянке, но спешка была уже ни к чему: роскошный «форд» безнадежно растворился в железном потоке.

«Что общего у родителей скрипачки с бандитами?.. Может быть, их подстерегает опасность, а они не знают об этом?..» — задавал себе Першин вопросы, теряясь в догадках.

Машина его оказалась на приколе: правый передний скат был спущен. Было это чьим-то умыслом или случайностью, но провозиться с установкой запаски пришлось минут сорок, прежде чем он, расплатившись за стоянку, выехал на Внуковское шоссе.

Квартира в Глазовском никогда еще не казалась ему такой неуютной. В холодильнике оставались в вакуумной упаковке сыр и бутылка армянского коньяка, но о еде не хотелось даже думать. Он позвонил Нонне, но трубку никто не снял. В редакции ответили, что Вера не появлялась. Першин выждал еще некоторое время, потом все же позвонил ей домой.

— Она здесь больше не живет, — ответил один из братьев.

— А где она живет?

— Она нам не сообщила. А кто ее спрашивает?

— Моцарт.

— Кто?.. Какой еще…

— Иоганн Христозом Вольфганг Теофиль Амадей, — ответил Першин и отключился.

Приняв душ и переодевшись, он все же выпил сладкого чая с сыром и отправился в больницу. По пути купил «МК», «Мегаполис-экспресс», бюллетень по обмену жилплощади и еще несколько газет и рекламных листков, обещавших выгодно «сдать-снять» квартиры.